История России с древнейших времен. Книга VIII. 1703 — начало 20-х годов XVIII века

получении им во оных ныне послабления предлагаю тебе, государю. А впредь, по благом окончании войны сея, могут помалу и во всем исправитися. А и прежде, государь, никогда же без доимок было и впредь быти может, а помалу исправлялися». Ответом на это письмо был указ: «Известно великому государю учинилось, из многих приказов судьи разослали по городам и уездам дворян и приказных людей для правежу доимочных денег за прошлые годы, от чего, чаем, не малому быть разорению. Того для, призвав всех судей в ближнюю канцелярию, объявить, дабы они того не чинили, а велели бы доимку выбрать за два года, 707 и 708».

Но об окончании войны нечего было и думать. Карл успел уйти в турецкие владения, и Петр спешил воспользоваться его отсутствием и своею победою, чтоб уничтожить дело Карла в Польше, выгнать Лещинского и утвердиться в Ливонии и Эстонии. 13 июля армия двинулась из-под Полтавы, где нельзя было долее оставаться по причине смрада от мертвых тел и долговременного стояния двух многочисленных войск. Остановились в Решетиловке, где было положено, что фельдмаршал Шереметев со всею пехотою и частию конницы пойдет осаждать Ригу, князь Меншиков с большею частию кавалерии в Польшу, где, по соединении с. генералом Гольцом, должен был действовать против Лещинского и шведского генерала Крассова. 15 июля войска двинулись каждое в свой путь, а государь отправился в Киев, где познакомился с снисходительным префектом, Феофаном Прокоповичем: в Софийском соборе, в присутствии государя, при многочисленном стечении народа, Феофан говорил панегирик, решивший судьбу его. «Подобает мне, — говорил Феофан, — первее глаголати о побежденного супостата силе, дерзости, мужестве и о тяжести и лютости брани. Супостат воистину таковый, от какового непобежденному токмо быти, великая была бы слава: что же такового победити, и победити тако преславно и тако совершенно? Что же речем, егда коварным наущением и тайным руководительством от проклятого изменника введен есть внутрь самые Малые России? (ибо сам собою не могл бы никогда же и не дерзнул бы внити). Зде воистину супостату нашему сила, тебе же, отче отечества нашего, умножилися бяху труды и препятия. Брань убо сия сотворися, брань нощная, аки бо в темной нощи великое бяше недоумение, кого хранитися, на кого наступати, кого заступати: в едином граде, в едином дому можаху быти двоих противных стран оружия. Пси не угрызают господей своих, звери свирепые питателей своих не вредят; лютейший же всех зверей раб пожела угрызти руку, ею же не толь высокое достоинство вознесен и на том крепце держим бяше. Не устрашися Хамова бесстудия, не убояся Иудина беззакония, не вострепета Ариева клятвопреступства, не помысли о священнейшей и невредимой чести Христа господня, студ и вред отечества нашего! Ежель бо, сыном себя российским нарицая, враг сый и ляхолюбец. Хранися таковых, о Россие! и отвергай от лона твоего: еще ли ни, не последнюю беду претерпела еси, но имаши всегда носити змия в недрах твоих, и восприличествует тебе глас божий, Иезикиилю иногда изреченный: посреди скорпий живеши ты. Представьте себе пред очи, благоразумный слышателие, вся вышереченная лютая, вся нужды и неудобствия, ими же брань сия тяжка зело сотворилася, и узрите дивную победу. Кто побежден? Супостат от древних времен сильный, гордостию дерзкий, соседом своим тяжкий, народом страшный, всеми военными довольствы изобилующий. Где и как побежден? Во время зело лютое, брани внутрь отечества нашего вшедшей, егда укрепися изменническим оружием, егда ему удобие, нам же неудобствия умножишася; егда он большее, неже имеяше собра, наш же пресветлейший монарх на многие места раздели воинство свое, словом, побежден тогда, егда мняшеся победу в руках держати. Приходит мне зде на память, что повествуют о льве естеств испытатели: егда, рече, лев не возможет силе крепких ловцов противостати, на бегство устремляется, а дабы не познали, в какую страну побеже, хоботом загребает следы свои за собою. Кто же ныне тожде не видит и на льве свойском? Видиши ты наипаче, яко с ним же убегший о изменниче! Не токмо телом, но и вероломством хромый; виждь ныне, како под крепчайшую руку отдался еси; ныне ругайся российскому воинству яко не военному; ныне познай, кто бегством спасается: сия бо бяху, между иными, укоризны твоя. Но и пророчество твое, им же свейской силе на Москве быти прорекл еси, отчасти истинно, а отчасти ложно есть: мнози бо уже достигоша Москвы, но мнози под Полтавою возлюбиша место. Таковую убо и толь преславную победу твою, о преславный победителю! Кое слово изрещи, кая похвала по достоянию увенчати возможет? Не много таковых побед в памятех народных, в книгах исторических обретается. Инде отчасти поражени суще, отчасти же целы в домы свои возвращаются врази: наши же зде супостаты со всем воев и вождей множеством, ово плененны, ово убиенны суть, а и немного избегших занесе страх не в домы их, но в безвестная им места. Услышат ближний и соседы их и рекут, яко не в землю нашу, но в некое море внидоша силы свойские: погрузишася бо аки олово в воде, не возвратися вестник к отечеству своему».

Никогда Петр и приближенные его не слыхали еще такой предики! Что митрополит рязанский! Царь велел напечатать панегирик вместе с переводом на язык латинский, яко всей Европе общий. Данилыч, о котором одном упомянул снисходительный префект по поводу Калишской победы, был в восторге.

Но Петр в Киеве должен был расплатиться за полтавские волнения: «Мне за грех болезнь припала, которая по отъезде вашем ввечеру прямою лихорадкою объявилась была (писал он 6 августа Меншикову). Но когда в понедельник принял фонмотив, с помощию божиею оную разорвал, однако ж она, яко проклятая болезнь, хотя не знобом и жаром, то тошнотою и тягостию еще давит и свои дни выбирает, и тако не чаю, чтоб ранее 10 числа или праздника (Успения) отселе за бессильством ехать».

15 августа Петр выехал из Киева в Польшу; в Люблин приехал к нему обершталмейстер короля Августа Фицтум поздравить от своего государя с Полтавскою викториею и пригласить на свидание в Торн, куда Август шел из Саксонии с 14000 войска. Петр принял приглашение. Между тем польские вельможи, державшие сторону Августа, услыхав о Полтавской победе, услыхав, что с одной стороны идет в Польшу русское, а с другой — саксонское войско, спешили помириться с Августом. Видя, что в таких обстоятельствах нельзя долее держаться в Польше, генерал Крассов ушел в Померанию, куда за ним последовал и Лещинский с семейством. В сентябре в местечке Сольцах Петр смотрел польское войско, находившееся под начальством гетмана Синявского; сюда приехал к нему камергер прусского короля с поздравлением и приглашением на свидание с своим государем. 20 сентября Петр сел на суда и поплыл Вислою в Варшаву: здесь сенаторы польские поздравляли его с викториею и благодарили за то, что этою викториею возвратил им законного короля и спас их вольность. А между тем Меншиков писал государю из Быков: «Получил я от господина гетмана Синявского письмо с великою жалобою на людей наших, якобы оные никакого респекту ни на шляхту, ни на духовный чин не имеют, с дворов шляхетских и из костелов берут без остатку всякое пропитание, на что я ему не легче того ответствовал, как он ко мне писал; також и вашей милости доношу: не изволите ему поверить, понеже он охотник много писать о том, чего и не бывает. Я вам самую правду доношу, что с некоторых дворов шляхетских всякое пропитание принуждены мы брать для того: которым трактом сюда мы шли и оной заступило их коронное войско, и так они сей наш тракт сделали, что мы, за ним идучи, и солому едва где сыскать могли, а чтоб из костелов что брать и тутошним жителям какое разорение чинить, и того отнюдь не бывало, да и разорять некого, понеже всех жителей здешних разогнали они врознь; изволишь видеть, каково их войско: истинно, что и в регулярных полках почитаю одни только знамены да литавры везут, а люди все по сторонам за добычею рассеялись».

26 сентября за милю от Торна встретил государя король польский в двух небольших судах, обитых красным сукном: «И как приехал король Август к судну государеву, тогда государь его, короля, встретил, и между собою имели поздравление и любительные разговоры о состоянии своего здравия и случившихся дел, а наипаче о преславной Полтавской баталии, и, немного тут помедля, оба сии государи пошли на королевское судно или прам, на котором изготовлен был стол с кушаньем, за которым сидели и обедали, и в том судне ехали до города Торуня (Торна), а как прибыли к городу и пристали к берегу, то, вышед из судна, сели оба верхами на лошадей и поехали в город»

9 октября Петр и Август заключили в Торне союзный договор: все прежнее предано было совершенному забвению; отреклись оба государя от всех прежних претензий, и все прежние записки, письменные обязательства и документы сочтены мертвыми. Царское величество обещал королевскому величеству