руки союзникам, можно судить по мурманскому инциденту. В Мурманске совет рабочих депутатов объявил войну немцам, заключив особое соглашение с союзниками. Хотя одним из пунктов соглашения являлось признание совета высшей властью в крае, но фактически власть была в руках оккупантов: в чьих руках сила, тот и командовал.

На брестском конфликте союзники мало чем поживились: советская власть ратифицировала договор, и выход России из войны стал фактом. Приходилось снова искать новых путей для реализации планов.

«Что-то еще нужно было, – пишет дальше Черчиль, рассказывая о неудаче подготовки, – чтобы установить практическое соглашение между пятью союзниками. Эта новая побудительная причина оказалась теперь налицо»: именно – восстание чехо-словаков.

Тут с Черчилем случился казус. Рассказывая о том, что восстание чехо- словаков, организованное по приказу из Парижа, заставило Америку изменить свою позицию, Черчиль снова повторяет старую басню о предательстве большевиков в деле чехов, о нарушении большевиками своего слова и т. п., – короче, повторяет канонизированную буржуазной дипломатией версию.

Увы! Эта версия давно разрушена руками тех, кто ее же создавал.

Почти одновременно с Черчилем в Лондоне вышла книга генерала Мэйнарда, командовавшего союзными войсками на Мурмане{6}. Тот прямо пишет, что чехам из Парижа приказали повернуть на север в Архангельск, чтобы оттуда совместно с союзным отрядом поднять восстание и ударить на Москву. Большевики разгадали этот маневр и отказались пропустить их. Пришлось поднять восстание там, где приказ застал чехов, а в придачу и на помощь им высадить и во Владивостоке и в Мурманске союзнические отряды. Повторять после этого дипломатические легенды – значит скрывать какие-либо выдающиеся данные.

Мы не будем дальше следовать за Черчилем, – это потребовало бы разоблачения еще целого ряда подобных же легенд, – занятие ненужное, ибо легенды давно разоблачены. Перейдем к концу 1918 г., к тому времени, когда империалистская война окончилась и притом в пользу Антанты.

«Союзники, – пишет Черчиль, – пришли в Россию против воли и по военным соображениям. Но война кончилась. Они старались не дать немецким армиям получить огромное снабжение из России, но эти армии более не существовали. Они старались освободить чехов, но чехи спасли себя сами. Поэтому все аргументы, которые вели к интервенции, исчезли».

И здесь Черчиль сразу сам вскрывает, каковы были истинные намерения союзников, притом вскрывает так, что проливает свет и на будущее.

Недели через три после заключения мира с Германией, – так «мечтает» Черчиль (как похожи эти «мечты» на действительность!), – «три человека встретились на острове Уайте (а может быть на острове Джерси) и совместно выяснили все практические меры, которые нужно было предпринять для того, чтобы обеспечить прочный мир и снова поставить мир на ноги».

Это были – Вильсон, Клемансо и Ллойд-Джордж. Вот этот-то империалистский триумвират и наметил программу совместных работ.

Первая резолюция касалась Лиги наций. Единогласно было решено, что Лига наций дальше будет на страже мира и спокойствия.

Вторая резолюция была:

«Русскому народу нужно предоставить возможность избрать национальное собрание»…

Читатель удивленно разведет руками: на конференции, посвященной вопросу о мире, русскому вопросу, точнее сказать большевикам, – ибо не трудно догадаться, что созыв учредительного собрания означал ликвидацию советской власти, – уделяется чуть ли не первое место. Но Черчиль объясняет это противоречие, вкладывая в уста триумвирата следующую мысль:

«Создавать Лигу наций без России не имеет смысла, а Россия все еще находится вне нашей юрисдикции. Большевики не представляют России, – они представляют лишь интернациональное учреждение и идею, которая совершенно чужда и враждебна нашей цивилизации»….[6]

Все дело в том, что большевики представляют «чуждую и враждебную» идею, что «цивилизация», та самая, которая только что принесла в жертву миллионы людей и неисчислимые потери, противоречит большевизму.

Дело, однако, не ограничилось резолюцией. Позвали ген. Фоша и спросили, как собрать учредительное собрание в России. Последний с солдатской прямотой заявил, что надо просто свергнуть большевиков вооруженной силой.

«Для меня, Хэйга и Першинга эта задача будет очень легкой по сравнению с задачами восстановления фронта после битвы 21 марта (в 1918 г.) или прорыва оборонительной линии Гинденбурга».[7]

Но солдатская прямота – плохое средство в дипломатической игре, и триумвират выносит третью резолюцию:

«Германию нужно пригласить помочь нам в освобождении России и восстановлении Восточной Европы».

Только что поверженной в прах Германии, на разгром которой потратили три года беспримерных жертв, предлагали пощаду (ничего не делается даром в капиталистическом мире!) – при условии уничтожения советской власти. Вот какой ценой добивались свержения большевизма!

Фош и французы, конечно, опротестовали такое решение, требуя гарантии против сохраняемой в целости Германии, но им обещали 14 пунктами Вильсона гарантировать полную безопасность.

Но Германия сама становилась жертвой большевизма.

«Самая большая опасность, которую я вижу в создавшемся положении, – писал Ллойд-Джордж 26 марта 1919 г. в меморандуме мирной конференции, – это та, что Германия может не устоять против большевизма и предоставить свои материальные ресурсы, свои умственные и организационные способности в распоряжение революционных фанатиков, которые мечтают водворить в мире большевизм силой оружия».

Оставалось самим усилить активную помощь русской контрреволюции, посылать оружие, деньги, отряды, инструкторов.

29 ноября лорд Бальфур в особом меморандуме кабинету предложил оказать всякую помощь и поддержку антисоветским силам.

30 ноября английским представителям в Мурманске и Архангельске было сообщено:

«Продолжать занимать Мурманск и Архангельск; продолжать Сибирскую экспедицию; попытаться убедить чехов остаться в Западной Сибири; занять (с помощью пяти британских бригад) ж.-д. линию Баку – Батум; оказать ген. Деникину в Новороссийске всякую возможную помощь в смысле снабжения военными материалами; снабдить прибалтийские государства военным снаряжением».

«Союзники и в материальном и в моральном отношении, – пишет Черчиль, подводя итоги антисоветской деятельности в период первого похода Антанты – были еще связаны обязательствами с Россией. Британские обязательства в некоторых отношениях были наиболее серьезными. 12 тыс. британцев и 11-тысячное войско союзников были фактически заперты льдами на севере России – в Мурманске и Архангельске, и какое бы ни последовало решение держав, они вынуждены были оставаться там до весны…

Два британских батальона во главе с членом парламента полковником Джоном Уордом вместе с матросами с английского крейсера „Суффольк“ оказались в центре Сибири и сыграли здесь важную роль в поддержке омского правительства, помогая последнему и оружием и советами. Поспешно создавалась новая сибирская армия. Из одних только британских источников она получила 100 тыс. ружей и 200 пулеметов. Большинство солдат были одеты в мундиры британской армии. Во Владивостоке были основаны под управлением английских офицеров военные школы, которые выпустили к этому времени 3 тыс. русских офицеров, весьма впрочем посредственных.

На юге союзники обещали Деникину, заместившему собой умершего Алексеева, всякую поддержку при первой возможности. С открытием Дарданелл и появлением британского флота в Черном море появилась возможность послать Британскую военную комиссию в Новороссийск. На

Вы читаете Мировой кризис
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату