устроит набег на территорию северян, то мы силой вышвырнем ее.
Он принял мои слова совершенно спокойно, и, казалось, был гораздо больше заинтересован дебатами. «Я очень рад, что видел все это, – сказал он. – Я не буду возражать против вашей речи; мы должны выполнить наше обещание или погибнуть». Мы поговорили об инцидентах в Петтиго и Беллике и о бельфастских зверствах. Перед самым уходом он сказал мне: «Я не проживу долго. Я обречен, но я постараюсь сделать все, что могу. После того, как меня не будет, другим будет легче. Вы увидите, что они смогут сделать больше, чем я». Я повторил фразу президента Бранда, которую я слышал во время обсуждения законопроекта о трансваальской конституции «Alezal regt kom» («все кончится хорошо»). Это было мое последнее свидание с Коллинзом перед его смертью.
Я хочу посвятить здесь несколько слов Майкелю Коллинзу. Это был честный и бесстрашный ирландский патриот. Узкий круг, в котором он вращался, и вся прежняя обстановка его жизни внушали ему чувство ненависти к Англии. Он непосредственно участвовал во многих страшных делах. Наша полиция охотилась за ним по пятам и много раз он едва-едва спасался от смерти. Но теперь он более не имел ненависти к Англии. Любовь к Ирландии по-прежнему владела его душой, но кругозор его стал шире. Во время переговоров о договоре он находился в контакте с людьми, которые ему нравились, с людьми, которые вели честную игру, и он решил действовать честно по отношению к ним. Если Гриффитс чувствовал особое доверие к Остину Чемберлену, то Майкель Коллинз питал глубокое уважение к лорду Биркенгеду. Постепенное изменение его настроений может проследить по его речам всякий, кто удосужится их прочесть. Раньше он был предан только одной стране, теперь он был предан двум. Он сохранил верность и к той, и к другой и умер за них обеих. В будущем ирландское свободное государство разовьет не только свои культурные и моральные силы, не только достигнет благосостояния и счастья, но и станет активным, влиятельным и ценным членом Британского содружества наций, и тогда о жизни и смерти Коллинза будут вспоминать все более и более широкие круги.
На ольстерской границе были теперь сосредоточены крупные отряды, снабженные всеми средствами войны. К деревушке Петтиго и Беллик были двинуты 7 тыс. чел. с артиллерией и броневиками. Мы решили произвести демонстрацию подавляющими силами, дабы поддержать неоспоримые права Ольстера. В течение более чем 10 дней британские деревни, имевшие полное право на покровительство короны, были беззаконно заняты вооруженными силами ирландских республиканцев. Ведь в конце концов есть случаи, когда сотня обиженных и притом вооруженных людей должна иметь право прогнать распоясавшегося безобразника.
Премьер-министр был весьма обеспокоен этим инцидентом. Он опасался, что в данном случае мы имеем дело с маневрами экстремистов обоих лагерей, старающихся вовлечь нас в битву при наименее выгодной для нас обстановке.
«Если сторонники Свободного государства будут настаивать на такой конституции, которая отвергает подчинение короне и империи и фактически устанавливает республику, то принятые нами меры встретят сочувствие во всем мире. В то же время стычка из-за Ольстера не всем британским населением будет оцениваться одинаково и уж во всяком случае не может рассчитывать на мировые симпатии. На сколько я понимаю, – писал он, – в данном случае мы идем в поход на какие-то жалкие казармы в Беллике, занятые дружески расположенным к нам кузнецом к маленькой горсточкой его соратников – нужно помнить, что Мак Кеон (кузнец) является решительным сторонником договора и публично порицал де-Валера и соглашение между Коллинзом и де-Валера. Если в Беллике его убьют, то это самым дурным образом отразится на нашем примирении с ирландской расой.
Откровенно говоря, если мы решимся на выступление в связи с этими фактами, то мы будем на голову разбиты. Твердолобые поднимут в страхе крик, который будет однако продолжаться весьма короткое время, но общественное мнение не поддержит нас, если мы захотим довести до конца дорогостоящую военную кампанию. Будем держаться на почве договора, короны и империи. Здесь мы неуязвимы. Но если вы опуститесь с этих высот и начнете драться в болотах Лоф Эрна, вы окажетесь разбитыми. Вы вели все эти переговоры с таким умением и терпением, что я прошу вас не губить достигнутые вами результаты необдуманным шагом, какие бы соблазнительные перспективы он не сулил».
«Я собирался было ответить на ваше письмо, но события предвосхитили мой ответ. Сегодня местечко Беллик и Белликский форт были заняты сильными отрядами. В соответствии с нашими приказами, сначала была произведена рекогносцировка бронированным автомобилем, и отряды начали наступление только после того, как по разведчикам был открыт огонь на ольстерской территории из пунктов, находящихся в границах этой последней. Мы выпустили 20 снарядов и 400 ружейных пуль. Когда один снаряд разорвался у самого форта, занимавший его гарнизон в 40 человек бежал, не понеся никаких потерь. Кузнец, о котором вы упоминаете, по словам Гриффитса, совсем не уезжал из Дублина. Поскольку мы знаем, „битва“ оказалась почти бескровной. С нашей стороны был легко ранен один солдат, а неприятели не понесли никаких потерь, и не было взято никаких пленных. Я публикую сообщение о том, что военные операции кончились, что наши отряды не будут далее продвигаться, что никаких дальнейших военных действий предприниматься не будет, если войска не подвергнутся нападениям, что мы снеслись с временным правительством с целью водворения мира на этой части границы и что британские отряды будут сняты с ольстерской границы, как только исчезнет опасность дальнейших набегов.
Неотложные местные выступления всегда рискуют вызвать серьезные осложнения общего характера. Но я не думаю, чтобы в данном случае наше выступление привело к дурным результатам. Я надеюсь, что оно даже приведет к хорошим результатам. В понедельник мы не могли бы показаться в палате общин, если бы мы должны были признаться, что нам неизвестны события, происходящие в британской деревушке, и что мы не осмеливаемся направиться туда для выяснения положения».
Результаты этой военной операции, грозившей перейти или в трагедию или в фарс, были чрезвычайно благоприятны. Ольстер увидел, что в случае действительного вторжения южан ему будет оказана защита. Ирландская республиканская армия поняла, что мы не отступили перед открытой войной, а правительство Свободного государства ясно увидело линию, которую нельзя переходить. Лидеры Свободного государства, находившиеся в сношениях с нами, не обнаруживали ни малейшего озлобления. Наоборот, этот инцидент как будто укрепил их и подготовил их к тому серьезному кризису, который им предстояло вскоре пережить.
Тем временем дублинское временное правительство разрабатывало параграфы ирландской конституции. Многие советовали – иногда тайком, а иногда и открыто – чтобы конституция не считалась с рамками договора. Ирландские экстремисты рассчитывали воспользоваться этим случаем, чтобы вызвать разрыв с Англией. В Англии все понимали, что на большие уступки идти нельзя, и раздражение английской публики все более и более усиливалось. К счастью, текст оказался приемлемым для обеих партий, хотя принятие его не обошлось без долгих и резких споров. Апостолы насилия еще раз потерпели разочарование. Текст конституции Ирландского свободного государства был опубликован 15 июня, а на следующий день избиратели южной Ирландии пошли на выборы. Несмотря на упомянутое выше неприличное и карикатурное соглашение и на нелепости пропорционального правительства, очень значительное большинство избирателей высказалось за договор. Цифры были таковы: шин-фейнеров, поддерживающих трактат – 58; республиканцев – 36; членов рабочей партии – 17; фермеров – 7; независимых – 6; унионистов – 4; если бы вопрос был поставлен прямо и избиратели пользовались полной свободой голосования, то вряд ли удалось бы пройти хотя бы одному кандидату, высказывающемуся против договора. Соглашение спутало и затемнило результаты выборов, и прочной конституционной основы создать не удалось. Тем не менее конституция, принятая лидерами Свободного государства, была такова, что для де-Валера и его сторонников оказалось невозможным войти в правительство. Опасной двойственности исполнительной власти удалось таким образом избежать.
Через несколько дней произошло вопиющее преступление. Сэр Генри Вильсон, отслужив свой срок в качестве начальника имперского генерального штаба, был избран членом парламента от одного из ольстерских округов. В газетах сообщалось, что он будет действовать в качестве военного советника ольстерских вооруженных сил. Фактически он не принимал никакого участия в делах ольстерской исполнительной власти. Но два ирландца, жившие в Лондоне (один из них был рассыльным в
