Его руки не стягивают леденящие обручи, кандалы не звенят на ногах. Он теперь на свободе и пришел, чтобы бороться и победить.
Так, блуждая по безлюдному в этот час городу, Золотарев добрался наконец до госпиталя, постучал в кабинет главврача и заявил ему:
- Мне кажется, что у меня высокая температура.
Главврач, в белоснежном халате, сверкающий чистотой и стеклышками пенсне, пахнущий карболкой, благополучный, розовый, внушающий доверие, ответил медленно, разглядывая через пенсне посетителя:
- Ощущаете какие-нибудь боли?
Собственно, в госпитале не было никакой явки. Но главврач сочувственно относился к Советской власти, всегда готов был помочь людям, которые ни при каких обстоятельствах не складывали оружия.
Это повелось издавна. Еще в прежнее, дореволюционное время главврач прятал у себя на квартире революционеров, давал деньги на издание нелегальной литературы. Он был крайне осторожен, ни тени подозрения не падало на него. А сознание, что не совсем еще опустился, не погряз в мещанском благополучии, как чеховский Ионыч (он ужасно боялся этого!), сознание, что он вносит свою лепту в дело революции, успокаивало его совесть и давало возможность удобно, хорошо, красиво жить в прекрасном собственном доме, холить и лелеять жену и дочку и со светлой грустью наблюдать, как, несмотря на режим, постепенно изнашивается организм, появляется жирок, сердце начинает пошаливать... И, сам над собой подшучивая, он говорил:
- Что мне нужно для полного счастья? Три 'п': пенсионная книжка, покой и пурген.
Итак, доктор и теперь дал свое согласие: присылаемых к нему людей класть под видом пациентов в одной из палат госпиталя. На койке такого пациента, как и у других, появлялась дощечка с историей болезни, больной получал больничные туфли и халат и обязан был измерять температуру.
Котовский с удовольствием улегся в чистую постель, приняв предварительно ванну. Он еще не совсем оправился после тифа. Основным последствием перенесенной болезни был страшный аппетит. Главврач заметил это и сразу же предписал ему усиленное питание.
Палата, где поместили Котовского, была светлая, солнечная, с белыми высокими потолками, окнами в сад, стенами под масляную краску. И всего четыре койки.
На одной из коек - Котовский глазом не моргнул и виду не подал, что узнал, - лежал молодой паренек, находившийся совсем недавно в Тираспольском отряде.
Котовский, войдя в палату, поздоровался, ни к кому не обращаясь в частности, сразу же лег, укрылся с головой и уснул.
Вечером в умывальной, оставшись с этим пареньком наедине, они перекинулись двумя-тремя словами.
- Прошу учесть, что я в настоящее время - Разумов.
- Очень приятно. А вы имеете дело с помещиком Золотаревым Петром Петровичем. Рад познакомиться.
- Вам, вероятно, понадобится установить связи. Вы слышали о провале? Сейчас все налаживается. Пока отдыхайте, у вас неважный вид.
- Болел.
- Слышал. Отряд сильно пострадал?
- Очень. Ну, мы еще успеем поговорить. Идите первый. В палате - самые общие темы. Кто там остальные?
- С одним из них вам придется встречаться. Работает по связи.
В палате оставили только ночной свет. Сон у всех был отличный. Утром пришла сестра и, стряхивая градусник, весело спрашивала, как самочувствие. Котовский подождал, пока она уйдет, взял оставленную ею таблетку и отнес в уборную. Он в жизни не принимал лекарств.
Сразу же после завтрака начинался обход главврача. Обставлялось это с большой торжественностью. Главврач мчался по коридорам впереди, сияя чистотой и благополучием, распространяя вокруг себя запахи английского табака и карболки. За главврачом, еле поспевая, следовали ассистенты, с очень умными, очень интеллигентными лицами. Далее шествовала светловолосая, толстая, на массивных ногах, обтянутых фильдекосовыми контрабандными чулками, медсестра, несшая поднос с бесчисленными баночками и пузырьками. За ней нестройной толпой шагали доктора, заведующие различными отделениями.
Больные заранее волновались, вытягивали шеи и старались что-нибудь уловить из отрывочных фраз. Все это медицинское сборище произносило множество страшных слов, вызывающих тревогу. 'Субфебрильный!' А что значит 'субфебрильный'? Самый простой йод именовался 'тинктура йоди'. У мнительных больных от одного слова 'тинктура' могла подняться температура.
Но вот обход закончен. Главврач долго проверял пульс у Котовского и строго спросил:
- На рентгене были? Ничего, больной, не падайте духом!
Прошло около двух месяцев. Молодой паренек выписался, но приходил оформлять какие-то справки и заодно навещал друзей. Наконец он сделал все необходимое. Теперь и Котовскому можно было покинуть голубую больничную палату, успевшую ему изрядно надоесть.
4
Ришельевская улица. Молочная 'Неаполь'. Сбитые сливки, болгарская простокваша, кефир. Белейшие скатерти на столиках, белейший костюм у добродушного толстяка, хозяина молочного заведения. Ложечки, стаканчики, бутылки с сиропом - все начищено, намыто и сверкает чистотой.
Но сколько пооткрывали этих молочных, закусочных, ночных кабачков! Поэтому они и пустуют.
Помещик Золотарев входит в молочную. Медленно приближается к прилавку, осматривая окна, стены и пустующие столики.
Хозяин молочной даже не переменил позы. Он спокойно ждет, что закажет посетитель. Торопиться некуда, и к тому же такая духота!
- Две простокваши с корицей и сахарным песком, - произнес наконец посетитель. - Терпеть не могу эту простоквашу, но дал слово моей тете, Серафиме Антоновне, что буду соблюдать диету и заботиться о желудке. Что вы поделаете с этими женщинами!
Безразличие исчезает с лица хозяина молочной 'Неаполь'. Он осторожно спрашивает:
- Минуточку! Что-то очень знакомое имя. Случайно, она не сродни известному коннозаводчику Талалаеву?
- Как же, как же! А вы его знаете?
- Боже милостивый! И он еще спрашивает! Знаю ли я Талалаева! Да если уж я его не знаю, тогда кто же все-таки его знает?! Тогда его просто никто не знает! Да вы зайдите в мою конторку, я вас очень прошу! Господи! Талалаев! Сережа Талалаев!
В задней комнате они пожимают друг другу руки.
- Котовский, - говорит помещик Золотарев. - Прислан к вам для постоянной работы.
Ослепительно белы скатерти на столиках молочной 'Неаполь'. И посетителей - ни души. Приоткрыв дверь в зал, они могут спокойно поговорить обо всем.
Милый, очаровательный Кузьма Иванович Гуща! Котовский полюбил его сразу. А когда они разговорились, Котовский узнал, что не раз сходились их жизненные дороги.
- Так и вы были в Нерчинске?! А помните надзирателя Дрюкалова? Он был при вас? - спросил Кузьма Иванович.
- Как же не помнить! Свиные глазки и совсем нет лба!
- Я любил, когда нас водили в баню... Это был счастливый час.
- Но всегда воды не хватало, и мы растопляли снег...
- На ночь нас пересчитывали по номерам и запирали в бараке, а вечно пьяный начальник предупреждал, что побеги совершать бесполезно. Вы помните его фамилию?
- Ну как же! Конечно, помню этого мерзавца. Тарасюк! - воскликнул Котовский.
- Врал пьянчуга. Если с умом - с луны можно убежать.
- Для побега самый лучший месяц - февраль, - припоминал Котовский.
- Правильно! И я так считаю: нет мошки и не очень холодно.
Котовский удивился:
