людей...
- Да. И радостный труд и техника, какую трудно даже представить...
- И если Лелечка не пожалеет радостного труда, она накормит меня ужином! - весело заключил Котовский.
Через несколько дней он опять вернулся к этой теме:
- Мне рассказали, Леля, об одном командире линкора, я фамилию не запомнил. Линкор стоял в заграничном порту, когда вспыхнула революция. Командир, несмотря на уговоры иностранцев, привел корабль в наши воды: 'Россия доверила мне линкор, передаю его той власти, которая в настоящее время возглавляет государство'. Ему говорят: 'Приветствуем вашу сознательность и просим вас остаться на должности командира линкора, как были'. - 'Нет, отвечает, я не разделяю ваших убеждений и оставаться у вас на службе не могу'.
- Так и ушел?
- Ушел. Не знаю, что с ним дальше было. Но ведь честно поступил? Ты как считаешь, Леля? А я хочу сообщить тебе сенсационную новость. Сколько я порубал на своем веку полковников и подполковников царского производства, сколько царевых генералов... А теперь с одним генералом царского времени подружился. Можешь себе представить? Диалектика!
- Это с кем же, кого ты имеешь в виду?
- Федор Федорович Новицкий. Изумительный человек! Достаточно сказать, что его оценил сам Фрунзе!
Котовский некоторое время ждет, что Ольга Петровна выскажет свое удивление такой дружбой, может быть, даже неодобрение. Но Ольга Петровна, видимо, не удивлена, сообщение Котовского не вызвало ее протеста. Тогда Котовский продолжает приводить доводы в пользу своего решения:
- Как ты думаешь, Леля, это что-нибудь да значит, если сам Фрунзе хвалит человека? Уж он-то не ошибется! Что ж такого, что Федор Федорович Новицкий - бывший царский генерал? Это ему простительно.
Пауза. Ольга Петровна молча слушает.
- Если хорошенько разобраться... Например, будь я, скажем, царский генерал. Допустим на минутку, ладно? Но я просто генерал, а не буржуй проклятый, у меня нет имений, фабрик, миллионов в банке на текущем счету. Бывают такие генералы? Бывают. Предположим, что я именно такой. И вот я начинаю здраво рассуждать. Что, думаю я, сделали большевики? Выгнали дармоедов из страны. Хорошо это? Хорошо. Ликвидируют неграмотность. Обидно это моему генеральскому самолюбию? Ничуть. Лучше стало в моей России или хуже от того, что установлена Советская власть? Лучше. Вот и выходит, Леля, что, если любой белогвардеец не дурак и не самая последняя скотина, он придет и скажет: извините, скажет, меня, дубину стоеросовую, заблуждался. Ведь может так быть?
П Я Т А Я Г Л А В А
1
Все волновало в эти годы! Большое дело - одержать победы на всех фронтах, разбить армии Май- Маевского, Сидорина, Врангеля, уничтожить Колчака, выгнать Пепеляева, разбить в пух и прах Пилсудского, вернуть стране леса и степи, города и долы... Но как только образовалась передышка, так обнаружилось столько неотложных нужд, столько сложностей, затруднений!
Об этом велись нескончаемые беседы на квартире Михаила Васильевича Фрунзе, в бытность его в Харькове на посту командующего всеми Вооруженными Силами Украины и Крыма. Да и о чем только не велись там разговоры!
Григорий Иванович Котовский частенько наведывался в Харьков. Приезжал он не только по долгу службы, но и по личному влечению к семейству Фрунзе.
- Много вопросов накопилось, - оправдывался Григорий Иванович, появляясь в приветливом доме Фрунзе. - Да и соскучился о всех вас. Уж больно хорошо чувствуешь себя в вашем доме!
- Говори прямо: захотелось сибирских пельменей отведать! - смеялся Михаил Васильевич, радушно встречая гостя.
Удивительное дело: были они большие друзья, по своему складу подходили друг к другу, но, как ни настаивал Фрунзе, чтобы они перешли на 'ты', как ни договаривались об этом, даже пили на брудершафт со всей подобающей церемонией, Котовский снова сбивался и называл Фрунзе на 'вы', а Фрунзе, раз навсегда признав Котовского верным другом и полюбив его, не мог к нему обращаться иначе как на 'ты', что вызывало много шуток и добродушных пререканий.
- Я же понимаю, - подмигивал жене Фрунзе, - ты, Григорий Иванович, не можешь иначе: ведь я как- никак начальство!
- Не в том дело, - возражал Котовский. - Уважаю я вас. Уж на что, кажется, я не тихоня, но не получается у меня. Я вот старше вас на четыре года, а вы мне представляетесь ровно бы старше меня - старшим братом, учителем...
- Довольно вам объясняться в любви, - смеялась Софья Алексеевна, всегда улыбчивая, всегда нарядная, как будто и не возилась целый день то с ребятами, то у плиты. - Пельмени остынут!
Даже и в этом очень сходны друзья: как у Котовского, так и у Фрунзе не переводятся в доме люди - приезжие и местные, старые и молодые, сослуживцы и знакомые. Часто наведывались Федор Федорович Новицкий и Сергей Аркадьевич Сиротинский. Бывал и Фурманов.
Так же, как и Котовский, они души не чаяли во Фрунзе и были закадычными приятелями его детей - бойкой Танюшки и солидного, серьезного Тимура. И когда выпадали коротенькие минуты отдыха, в доме царило согласие, щебетали дети, звучал раскатистый смех. Так хотелось, чтобы дети не знали передряг, опасностей, трудностей, с какими сталкивались их отцы!
Командиры, знававшие посвист пуль и грохот орудийной пальбы, сами становились детьми. Начальник штаба Новицкий великолепно изображал слона. Сиротинский с неподражаемым искусством мяукал. И кто бы сказал в этот момент, что солидный усатый папа - это и есть командующий всеми Вооруженными Силами Украины и Крыма! Тимур, восседая на его плечах, был глубоко уверен, что это не папа, а самолет, на котором Тимур мчится в заоблачные выси...
- Осторожнее! - кричала Софья Алексеевна. - Вы всю посуду у меня перебьете!
Не забывали завернуть к 'Арсению' и старые товарищи по Иваново-Вознесенскому подполью. Тут начинались восклицания, споры, все говорили враз, смеялись до слез, что-то доказывали...
- А помните, как миллионщик Гарелин на тройке гонял на масленицу? С гармошкой!
- Миллионы аршин тканей изготовляли рабочие - и ни одного аршина для себя!
- Михаил Васильевич! Губком, кажись, помещался в двухэтажном кирпичном здании на Михайловской улице?
- Там. А штаб военного округа в бывших палатах фабриканта Зубкова...
- Помните нашу подпольную типографию?
- А наши собрания за рекой Талкой? Мы их называли университетом!
- А помнишь, Миша, как ты любил квашеную капусту? Бывало, как заглянешь к нам, бабка Пелагея сразу лезет на погреб, чтобы попотчевать тебя!
- Ну, наш истпарт заработал! - заглядывала Софья Алексеевна. - Чай подан, учтите. Наикрепчайший.
Часто присоединялся к этой компании Котовский. И тогда непременно заставляли его рассказать о том, как он организовал отряд мстителей, как совершил побег с каторги, как выбрался из железной башни Кишиневской тюрьмы, как ворвался в Одессу, занятую белогвардейцами, как истребил тютюнниковскую банду.
- Ух и ненавидят же тебя во вражеском стане! - с удовольствием отмечал Фрунзе.
- Если враг люто ненавидит, значит, ты правильно действуешь. Верный признак!
- В царское время его выдавали за разбойника с большой дороги, в гражданскую войну старались замалчивать его заслуги, изображали каким-то батькой-партизаном, анархистом типа Махно... Не любят честолюбцы чужой славы!
Котовский, увлекшись, рассказывал одну историю за другой. Фрунзе ласково смотрел на своего любимца. В заключение Котовский обязательно приводил любимое изречение: 'Остерегайся друзей твоего врага, обрушь всю ненависть на врагов твоего друга!'
