выскочил Крысолов, тряпочно-мягко осели на землю. Услышав там же легкий шорох, он вдавил спусковой крючок, слегка поводя стволом справа налево и слева направо. Замершие на миг тепловые силуэты троих людей – аномалов? – расшвыряло, словно кегли. Длинная очередь полностью опустошила магазин, и Крысолов молниеносно, как и все, что он делал в бою, выщелкнул его и вбил новый.
Прислушался. Чуть правее снова легко шевельнулись ветви. Крысолов перевел ствол туда, но стрелять не стал.
«Припозднился», – также мысленно проворчал Крысолов. Безмолвное общение ему пока давалось с трудом, но он старался.
– Зацепили, – уже вслух пробормотал Змей, ковыляя к машине. Черная штанина на его левом бедре, хоть и скрывала цвет крови, но стала ощутимо мокрой, потеряв мягкость сухой хлопчатобумажной ткани. Крысолов тут же оказался рядом с ним, подхватил из рук автомат, огнемет и рюкзак, сунул все это в багажник, поддержал Змея, помогая усесться на заднее сиденье.
– Ну, Хорь, – бормотал Крысолов, – ну, сука! Сдал или соврал? Что, собственно, одно и то же.
– Ерунда, – прокряхтел Змей, – сам подставился.
– Да не только в тебе дело. Перед твоим приходом я запалил пятерых. Понимаешь, чем это пахнет?
– Дезой, – рубанул Змей и скривился от боли. – Хотя в складе было много людей и аномалов. У тех и других различные тепловые контуры. Значит, в главном он не соврал.
– Да, но мы едва ушли.
– Значит, халатность.
– Ох, – мечтательно протянул Крысолов, – и набью же и ему морду, если он жив.
В Джизаке они сменили машину, Крысолов вполне профессионально извлек тупую девятимиллиметровую пулю из бедра Змея, зашил рану и напоил раненого «Золотым эликсиром». Утром продолжили путь.
«И все-таки, – подумал Крысолов, оглянувшись на мирно посапывавшего Змея, – что это было? Крупная подставка или халатность?»
– Ну, как дела у героической прокуратуры? – излишне бодро спросил Ковалев у вошедшего без стука в его кабинет следователя районной прокуратуры Кривцова. – Неужто подследственные, вырвавшись из цепких лап бессердечного угро, стали рыдать на строгом мундире людоведа и люделюба и каяться в содеянном?
Кривцов холодно глянул на старшего лейтенанта.
– Каяться они не стали, не успели. А вот телегу на тебя накатали. И благополучно отдали своему нерусскому богу души. Оба, в общем, скончались вчера, в 23.00 в камерах «Крестов» от кровоизлияния в мозг. А телеги на тебя, старлей, весьма конкретные – избиения с целью выжать показания. Причина смерти, кстати, вполне укладывается в эти рамки. Хлыстнули пару раз шлангом по голове или мешочком с песком поработали. – Кривцов усмехнулся невесело. – Я-то тебя знаю, не таков ты, но это к делу не подошьешь. А дело против тебя возбуждается, так-то. Я первым тебя решил предупредить, потому как ладили мы с тобой всегда. От работы тебя отстраняют, ну а остальное ты сам знаешь.
– А вскрытие проводили?
– То-то и беда, что проводили. Я, конечно, распорядился, чтобы провели подробный химический анализ тканей, но очередь в экспертке – на три года вперед.
– Слушай, – словно продираясь сквозь густой кисель. медленно произнес Ковалев, – подойди в экспертизе к Жучихе.
– К кому?
– Есть такой человек – Жучиха, Георгий Пантелеевич, биохимик от бога. Скажи, что от меня, только поллитру не забудь. Потом сочтемся. Анализы получишь, как только он закончит, а возьмется немедленно, как ты скажешь. Я тебе по гроб жизни благодарен буду. Сделай, а?
Кривцов почесал подбородок.
– Кого другого послал бы. Но ты, Серега, правильный мент. Договорились. Но с тебя, если что найдется, подробный рассказ – даже про догадки не забудь. Может, что и получится. Твое дело будет вести Жупейкис, я ему хвост-то накручу, чтобы перед начальством не сильно выстебывался. Так что за тылы не сильно заботься, держи хвост «парабеллумом». Бывай.
Ковалев рассеянно кивнул, и Кривцов вышел из кабинета. А Сергей почесал голову – с чего бы это прокуратура его так возлюбила? С другой стороны, с Вовкой Кривцовым они действительно всегда ладили, да и не быть бы ему, Вовке то есть, живу, если бы не Ковалев. По прошлому году, в конце мая, в Сосново, некий ухарь, допившись до зеленых гномов, вооружился полуавтоматом двенадцатого калибра и взял в заложники соседку с ее десятилетней дочкой. Белая горячка – белой горячкой, но мозги ухарь не пропил окончательно и зарядил ружье – кстати, импортный шести зарядный «браунинг» – патронами с крупной картечью и коническими пулями, через один.
Само собой, прибыла дежурная группа и представитель прокуратуры, раскормленные мальчики из ОМОНа. «Террорист» потребовал водки, денег и самолет в Пулково – почему-то до Сиднея. Видать, Австралия ему сильно приглянулась. Попытались штурмовать, но окна чердака – или мансарды, Ковалев не сильно разбирался в подобных тонкостях дачной архитектуры, – где ухарь засел, выходили на все четыре стороны света, и он лупил по каждому шевелящемуся кустику. А патронов у него явно было в достатке. Вынеся двух легкораненых и одного контуженного – получил пулю вскользь по шлему, – омоновцы отступили на исходные и решили ждать темноты.
Ради всего этого праздника Ковалев выпросил у командира омоновцев «стечкина», замаскировал его за спиной под курткой и решил идти на переговоры. Снайперы засели уже на окрестных соснах и были готовы открыть огонь, но, посовещавшись, решили попробовать мирно рассосать ситуацию. Но тут, ети его мать, сунулся представитель прокуратуры, младший советник юстиции Кривцов.
Запросил «террорист» ни много, ни мало – зеленый «лимон». Причем в течение двух часов. И Кривцов взялся его уговаривать. В какой-то момент переговоров ухарь появился в окне, и снайпер мог его срезать, но Кривцов приказал не мешать переговорам. За что чуть не поплатился головой. Стоявший в полушаге
