В последующих изданиях (со 2 по 9) изменения в текст почти не вносились.
Новые исправления были сделаны в 1901 г. при включении «Дуэли» в издание Маркса. Несколько перемен в тексте усложнили психологический облик Надежды Федоровны. Была снята сцена на пикнике («ей стало еще веселей» и т. д.) и уже в главе V введены мотивы рефлексии (добавлено: «И что-то в самой глубине души смутно и глухо шептало ей, что она мелкая, пошлая, дрянная, ничтожная женщина…»). Для облика фон Корена существенно изменение, внесенное в финале, — сняты его слова об уважении к Лаевскому.
Наибольшие изменения претерпела фигура Кирилина. Из офицера он превратился в пристава. В прежних вариантах в его отношении к Надежде Федоровне был элемент любовной игры, хотя и пошлой; он даже «робеет и конфузится». В новом варианте Кирилин «как порядочный человек», а не «шалопай», требует «серьезного внимания». Мотив «я должен проучить вас» становится основным в его поведении. В издании Маркса было изменено деление глав.
Первым критиком «Дуэли» — еще в рукописи — был ее издатель. Повесть Суворину понравилась; об этом он писал Чехову в не дошедшем до нас письме около 29 августа (см. письмо Чехова от 30 августа). О более поздних (1896 г.) его восторженных отзывах вспоминает А. Амфитеатров, рассказывая о споре, в котором Суворин защищал «Дуэль». «Мы <…> буквально переругались из-за „Дуэли“. Я находил ее ниже чеховского таланта, а Суворин вопил, что Чехов ниже своего таланта написать не может» («Русское слово», 1914, № 151, 2 июля).
Именно ответами на замечания и вопросы Суворина были и собственные высказывания Чехова о повести — и общие, касающиеся основных ее проблем, и частные — о поэтике имен, о деталях быта героев. Отвечая на предложение Суворина изменить заглавие повести, Чехов писал: «Для моей повести рекомендуемое Вами название „Ложь“ не годится. Оно уместно только там, где идет речь о сознательной лжи. Бессознательная ложь есть не ложь, а ошибка. То, что мы имеем деньги и едим мясо, Толстой называет ложью — это слишком» (8 сентября). Согласившись изменить фамилию главного героя, Чехов возражал против предложения дать другое имя фон Корену. «Фон Корен пусть остается фон Кореном. Изобилие Вагнеров, Брандты, Фаусеки и проч. отрицают русское имя в зоологии, хотя все они русские. Впрочем, есть Ковалевский. Кстати сказать, русская жизнь теперь так перепуталась, что всякие фамилии годятся» (30 августа).
В письмах к Чехову и переписке первых читателей отзывы о «Дуэли» появились еще до окончания печатания. Как и самому автору, читателям не нравилось, что повесть печатается в газете. «Несмотря на все, что может извинять Вас, — писал Чехову П. Свободин после третьего фельетона, — все-таки скажу, что печатать в газете такие вещи, как „Дуэль“ — через неделю по столовой ложке — это варварство!» (26 октября 1891 г.). Это же повторял он в письмах от 6 и 28 ноября (
Отзывы, данные до окончания печатания, противоречивы. «До сих пор вещь прелестна. — писал Чехову Свободин, прочитав половину повести, — все фигуры влезают со столбцов „Нов<ого> вр (емени)“ и начинают ходить по комнатам, которые превращаются то в столовую Самойленки, то в берег Батума, то в купальню» (6 ноября). И. Л. Леонтьев (Щеглов), считая, что повесть «не совсем еще обработана, выпадает часть из тона», тем не менее полагал, что «„Дуэль“ талантливее, художественнее всех этих Потапенок и К°» («Дневник», 25–26 ноября 1891 г.;
Совсем другое мнение — по выходе в свет той же части, после которой написано письмо Свободина, — передавал в письме к Ежову от 10 ноября 1891 г. Билибин: «Петербургской публике повесть Чехова не нравится. Упрекают, между прочим, в сочиненности». Но уже в следующем письме Билибин писал о разноречивости мнений: «Одни очень хвалят повесть, другие говорят, что не узнают прежнего Чех<ова>. Мне лично повесть вообще очень нравится» (17 ноября 1891 г. —
После окончания печатания отзывы в письмах пошли потоком. Писали знакомые и незнакомые, друзья и родственники, писали автору и друг другу. «Из Петербурга, из Вильны и из разных российских городов я получаю письма насчет „Дуэли“, — сообщает Чехов Суворину через неделю после выхода последнего фельетона повести. — Пишут какие-то незнакомцы. Письма в высшей степени задушевные и доброжелательные».
Первые печатные отклики появились еще в ноябре. Как и другие большие вещи — «Степь». «Скучная история» — повесть собрала много отзывов. То, что «Дуэль» вслед за этими произведениями привлекала особое внимание критики, отмечал позднее С. Венгеров («Вестник и библиотека для самообразования», 1903, № 32, 7 августа); об этом же писал в своей книге «Жизнь Антона Чехова и его произведения» (Одесса, 1902) Н. Георгиевич. Отзывы появлялись и в последующие годы — в связи с отдельным изданием 1892 г., в обзорных статьях и книгах, посвященных творчеству Чехова.
Как большинство чеховских вещей конца 80-х — начала 90-х гг., повесть — и в целом и в частностях — вызвала самые разные, иногда взаимоисключающие суждения.
Диапазон колебаний оценок был широк.
В ряде статей, писем повесть получила высокую оценку, рассматривалась как новый этап в развитии таланта Чехова. «Ваша „Дуэль“, — писал 26 декабря 1891 г. Леонтьев (Щеглов), — очень явный и очень знаменательный шаг вперед…» (
Другая ветвь критики оценила повесть противоположно. А. Амфитеатров — тогда начинающий критик — в рецензии на первое отдельное издание «Дуэли» назвал повесть «самым слабым и неудачным» из произведений Чехова («Каспий», 1892, № 15, 19 января). Отрицательно отозвалась о повести критика «Гражданина» — М. Южный (М. Г. Зельманов) в статье «Новые произведения Чехова» (1892, № 21, 21 января) и Р-ий в статье «Смелый талант» (1892, № 34, 3 февраля). «Я не хочу умалять таланта г. Чехова, — писал автор второй статьи, — но, право же, его последние творения пахнут литературным дон-кихотством. <…> Правда столь же далека от „Дуэли“ г. Чехова, как далеко задуманное им от действительного». Произведением «невысокого качества» считал повесть К. Головин («Русский роман и русское общество». СПб., 1897, стр. 462).
Но и безоговорочное приятие, и полное отрицание были редки. В положительных отзывах отмечались многочисленные недостатки; в отрицательных — существенные достоинства.
В некоторых вопросах самые разные критики сошлись, проявив большое единодушие. Так было с оценкой финала, это же получилось и с вопросом жанра «Дуэли».
После выхода «Пестрых рассказов», «В сумерках» и «Рассказов» (1-е изд. — 1888 г.) за Чеховым установилась репутация мастера короткого рассказа. Но, начиная с первой же большой вещи, повести «Степь», столь же прочно — как оборотная сторона той же медали — утвердилось мнение: мастеру малого жанра большая форма не дается. «Дуэль» в глазах многих критиков только подтвердила это мнение.
«Неспособность Чехова сочинять „большие вещи“, — заканчивая разбор „Дуэли“ писал К. Медведский, — сказалась в ней так же ясно, как и в „Степи“» («Русский вестник», 1896, кн. 7, стр. 245). «Он давно уже, — замечал М. Южный, — прилагает все усилия к тому, чтобы создать что-нибудь „крупное“, и до сих пор, к сожалению, всё безуспешно» («Гражданин», 1892, № 21, 21 января). «У Чехова есть своя сфера, где он почти вне конкурса и подражания: это — жанровая миниатюра, — писал Амфитеатров. — Г. Чехов превосходный анализатор мелочей жизни — каждой в отдельности, но он становится в тупик перед целым
