– Мам, мы уже все!.. Закончили и разбегаемся. – Ника, разрумянившаяся от возбуждения (или от спиртных напитков?), выскочила в прихожую. – Музыку выключите! – крикнула она, обернувшись к кому-то в комнате, и Ксения непроизвольно отметила, что интонации у ее дочки лидерские и командирские. – Мамочка, ты хочешь покушать? У нас тут осталось кое-чего. Хочешь чайку с тортиком?
– Нет, Ника. Спасибо.
– А грейпфрутовый сок?
– Я устала. Вообще уже спать пора.
– Ну… все равно пойдем посидим на кухне. Я тебе сейчас такое расскажу!..
Ксения догадалась, что гости не хотят оказаться с ней лицом к лицу в узенькой прихожей. Стесняются взрослой тети или боятся получить за орущий на весь подъезд музон? Так или иначе Никино приглашение пройти на кухню – это всего лишь отвлекающий маневр.
Было любопытно узнать, кого ее отпрыски при первой возможности позвали в гости, но она решила не портить им праздника. Прошла на кухню и села за стол в самый угол углового диванчика. В прихожей тотчас же послышалась возня, голоса и сдержанный смех, а Ника-партизанка заговорила громко и настырно:
– Прикинь, мам, Дашка оказалась такая деловая!
– Какая Дашка?
– Блинцовская.
– Твоя новая подруга? – вспомнила Ксения. – Ты где с ней с познакомилась?
– В школе, блин! Она учится в параллельном классе. В один прекрасный день она подкатила ко мне, типа она без ума от моих рисунков и уже показывала их главному редактору одного крутого журнала (он типа ее родственник). И типа уже есть проект поместить в этом журнале комикс – рисунки мои, текст ее.
– Какие же в комиксе тексты?
– Короткие! А длинные она и не сможет!.. И вот сегодня выясняется, что никакого родственника- редактора у нее нет, мои анимешки ей по барабану, комикс сочинить – ее ломает, а вся фишка… угадай в чем?
– Не знаю.
– В нашем Кирке! Прикинь?
– При чем же тут Кирилл? Он не любит рисовать и к сочинительству тоже не склонен, по-моему.
– Зато Дашка как склонна! Целый комикс сочинила, чтобы подъехать к Кирке.
– А… Ты это имеешь в виду… – Голоса в прихожей, начавшие понемногу стихать, опять зазвучали громче. Русалочно рассмеялась девушка. – Иди скажи, чтоб гости шли домой. Уже поздно.
– Так все ушли уже. Осталась одна Дашка. – Ника с вызовом взглянула на мать. – Целуется в прихожей с Кириллом.
– Почему ты думаешь, что целуется?
– Потому что до этого они целовались в нашей комнате, а еще раньше – на кухне…
– Скажи своей Дашке, пусть немедленно чешет домой!
– Ну, мам, сама понимаешь, неудобно же так выставлять человека. Сейчас они пойдут.
– Кто они?
– Дашка с Кириллом.
– Что? С Кириллом?!
– Конечно! Кирка же настоящий муж чина, он должен свою девушку проводить. Заодно еще потискать ее в подъезде, – прибавила Ника саркастически.
– Никуда он не пойдет!
– Мам, это неприлично! Вечно ты делаешь из нас идиотов!
– Ника, я его отпустить не могу! Сейчас такая жизнь…
– Значит, девушку одну можно выпроваживать из дома на ночь глядя…
– Она сама, эта девушка… задержалась допоздна в гостях у подружки… А ему нельзя идти на улицу… я вообще не знаю теперь… – бормотала Ксения, чувствуя, что весь ужас, внушенный ей встречей с Бондаренко, постепенно прорывается наружу.
– Ща, мам, подожди минутку!
Ника вдруг метнулась из кухни, что-то быстро проговорила – и через секунду до Ксении донесся хлопок входной двери. Когда, сообразив, в чем дело, она выбежала на лестницу, там было пусто. Мерно гудели лампы дневного света, где-то на верхних этажах напряженно двигался лифт.
Ей показалось, что в последние часы она пережила ядерный взрыв и гибель всего человечества. И теперь до конца жизни она обречена стоять в одиночестве и слушать этот механический гул. Ксения закрыла лицо руками и зарыдала.
Ночь ушла на выяснение отношений. С Володей, с этим миром, с собой.
К утру было ясно, что мужа у нее больше нет, ибо человек, обокравший семью и сбежавший, мужем считаться не может. Ленка права, как всегда.
Нет также квартиры, потому что расплатиться с банком она не в состоянии.
Это чего нет.
А что есть? Угроза жизни. Молодой человек из банка непрозрачно намекнул под конец, что неплатежи могут закончиться плохо. Не только для нее, но и для детей. Нужно быть осторожнее. Но как это объяснишь детям?
Она не могла сказать им правду, потому что сама почувствовала только что, как больно ранит предательство. Но ведь детей невозможно запереть на замок или водить повсюду за ручку! Они же самостоятельные, взрослые… По крайней мере мнят себя таковыми!
Ксения решила действовать без объяснений.
– Сегодня поедем к бабушке в Дмитров, – сообщила она за утренним чаем и, пропустив мимо ушей привычные обвинения в том, что крыша у нее в пути и что она с дуба рухнула, продолжала: – Возьмите с собой необходимые вещи. Возможно, в Дмитрове придется остаться на несколько дней.
Над столом повисла странная тишина, которую не сразу нарушил Кирилл:
– Мам, это из-за папы?
– Что из-за папы?
– Надо уезжать из-за папы? Его ищут?
– С чего ты взял?
– Просто… Ну… я так думаю. Ты же сама говорила, что ему лучше скрыться на время, что так безопаснее.
– В общем, да. Но вы не думайте, ничего страшного не случилось. – Ксения фальшиво улыбнулась, но, устыдившись собственной фальши, добавила более естественно: – А вообще-то, пожалуйста, будьте осторожны.
– Ты можешь объяснить нам, наконец, что происходит?! – потребовала Ника капризным голоском, но Кирилл молча поднялся из-за стола, давая понять, что разговор закончен.
Ника надула губы, но промолчала. Чувствовалось, что ей хочется поругаться, отношения повыяснять. Кириллу же было явно не до разборок. Может, он знает больше, чем говорит? Может, вчера в подъезде этот хмырь угрожал и ему?
Ксения хотела спросить и не решалась. Ее сын – пятнадцатилетний мальчик – показался ей вдруг таким взрослым и мужественным. А психологи еще утверждают, будто девочки взрослеют раньше…
– Спускайтесь, я жду вас в машине, – сказала она, покидая кухню.
– Может, лучше на электричке? – предложил Кирилл.
– Вот еще! – фыркнула Ника. – Всю жизнь мечтала по электричкам тусоваться со всяким быдлом!
– Сейчас пробки везде. Прикинь ты, утро понедельника! А потом иногда на трассе… – начал он наступательно и вдруг сам перебил себя: – Короче, едем на электричке. Так проще, без напрягов.
Ксения посмотрела на сына со смесью любопытства и ужаса, но он казался невозмутимым.
Дом в Дмитрове принадлежал маминой сестре тете Кире. Теткин муж Роман был, как он сам выражался, коренным дмитровчанином и патриотом родного городка. На теткины просьбы и даже мольбы переехать в Москву Роман отвечал решительным отказом, и тете Кире ничего не осталось в конце концов, как осесть на родине мужа и тоже заделаться дмитровчанкой.
Со стороны тетки это была немалая жертва. В Москве она служила в академическом институте,
