неприятности могут быть, если узнают. Особенно, если учитель.
Преполовенская. А что, Ардальон Борисыч, гимназисты-то у вас плохо себя ведут?
Передонов. Директор распустил. Они и в церкви шалят. Он тут же стоит и не замечает.
Преполовенская. А уж особенно те, которые на квартирах. Курят, пьют водку, ухаживают за девчонками, — форменное безобразие…
Передонов. Это верно…
Грушина. Квартирные хозяйки им потакают. Я хотела держать у себя гимназистов, а директор не позволил, хоть и Ардальон Борисыч за меня просил. Об вас, говорит, дурная слава. А то-то у других прелестно.
Володин. Хозяйки все нехорошие. Вот хоть моя. У меня с нею был такой договор, когда я комнату нанимал, что она будет давать мне вечером по три стакана молока. Хорошо, месяц, другой так мне и подавали.
Преполовенская. И вы не опились, Павел Васильевич?
Володин. Зачем опиваться? Молоко — полезный продукт, я и привык три стакана выпивать на ночь. Вдруг вижу, приносят два стакана. Это, спрашиваю, почему? Прислуга говорит: Анна Михайловна, говорит, просит извинить, что коровка у них нынче мало молока дает. А мне что за дело… Уговор дороже денег… У них совсем коровка не даст молока, так мне и кушать не дадут? Ну, я говорю, если нет молока, то скажите Анне Михайловне, что я прошу дать мне стакан воды. Я привык кушать три стакана, мне двух стаканов мало.
Передонов. Павлушка у нас герой. Расскажи, как ты с генералом сцепился.
Володин. Я это уже изволил рассказывать. А теперь мы лучше стенки попачкаем — это веселее.
«Ловко… Знай наших… А ну, кто выше плюнет… На пятачок… Моя взяла… Господа, рви обои, кто длиннее вытянет. Складывайтесь по пятачку — кто длиннее вытянет, тот получает».
Преполовенская
Володин. И зачем она меня родила? И что она тогда думала? Какова моя теперь жизнь? Она мне не мать, а только родительница. Потому как настоящая мать заботится о своем детище, а моя только родила меня и отдала на казенное воспитание с самых малых лет.
Преполовенская. Зато вы обучились, вышли в люди.
Володин. Нет, уж какая моя жизнь. Самая последняя жизнь, и зачем она меня родила? Что она тогда думала?
Передонов
Преполовенская
Варвара
Варвара. Ершиха пьяная-распьяная. Клавдюшка ее не пускаете, а она в залу так и прет.
Передонов. Как же быть?
Варвара. Пойду в залу, чтобы она сюда не залезла.
Ершова. Нет, ты меня за свой стол посади. Что ты мне выносишь на подносе? Я на скатерке хочу. Я — хозяйка домовая, так ты меня почти. Ты не гляди, что я пьяная. Зато я честная, я своему мужу жена. Сестра… Знаем мы, какая ты есть сестра. А отчего к тебе директорша не ходит? А?
Варвара. Да ты не кричи.
Ершова. Как ты можешь мне указывать? Я в своем дому. Что хочу, то и делаю. Не хочу пирожков, хочу барских жамочек. Скусные жамочки господа жрут, и-их скусные.
Варвара. Нет у меня никаких жамочек. Вот дают тебе пирожки, так и жри.
Ершова. Дай дорогу, ехидна.
Варвара. Что ты, Иринья Степановна, мы и не думаем. Полно тебе петрушку валять.
Передонов. Мы никуда не уедем, нам и здесь хорошо.
Передонов
Ершова. На одну ногу стану, за одну дерну, пополам разорву.
Варвара. Да что ты, Иринья Степановна. Перестань… У нас гости.
Ершова. А подавай сюда гостей. Гостей-то твоих мне и надобно.
Варвара. Ничего я тебе не говорила.
Ершова. Ты не говорила. Ты, касть поганая.
Варвара. Ну, замолчи.
Ершова. Нет, не замолчу. Что вы будто раньше таскались, а потом замуж вышли.
Преполовенская. Благодарю покорно, не ожидала.
Варвара
Ершова сердито гукает, топает и машет рукой на Варвару. Обращается к Преполовенской.
Ершова. Да и барин-то этот про вас, матушка-барыня, Софья Ефимовна, что говорит… Ведь эта с его слов печатает поганым языком. Вот они какие есть самые мерзкие люди. Плюньте вы им в морды, барыня хорошая, ничем с такими расподлыми людьми возжаться.