попадались и семена, выписанные от известного Грачева* для посева. Выставивший пшеницу поселенец Тымовского округа Сычов при удостоверении тымовского начальства, что он имеет от нынешнего урожая такой пшеницы 70 пудов, был уличен в обмане, то есть, что выставил пшеницу выбранную». Об этой выставке есть и в № 50 той же газеты. «В особенности удивило всех присутствие необыкновенных образцов овощей, например, кочан капусты, весом в 22 ½ ф., редька по 13 ф., картофелины в 3 фунта и т. д. Могу смело сказать, что лучшими образцами овощей не могла бы похвалиться центральная Европа».
131
С увеличением населения становится всё труднее отыскивать удобную землю. Приречные долины, покрытые лиственным лесом — ильмом, бояркой, бузиной и проч., где почва глубока и плодородна, представляют редкие оазисы среди тундр, заболочин, гор, покрытых горелым лесом, и низменностей с хвойными лесами и с дурно пропускающею воду подпочвой. Даже на южной части острова эти долины, или елани, чередуются с горами и трясинами, на которых скудная растительность мало отличается от полярной. Так, вся громадная площадь между Такойскою долиной и Маукой — местами культурными — занята трясиной совершенно безнадежной; быть может, удастся провести по этой трясине дороги, но изменить ее суровый климат не во власти человеческой. Как ни велика, по-видимому, площадь Южного Сахалина, но до сих пор земли, годной под пахотные поля, огороды и усадьбы, удалось найти только 405 дес. (приказ № 318, 1889 г.). Между тем комиссия, с Власовым и Мицулем* во главе, решавшая вопрос о пригодности Сахалина для штрафной сельскохозяйственной колонии, нашла, что в средней части острова земли, которую можно привести в культурное состояние, «должно быть гораздо больше, чем 200 тысяч десятин», а в южной части количество такой земли «простирается до 220 тысяч».
132
Подробности в «Отчете о состоянии сельского хозяйства на острове Сахалине в 1889 г.» фон Фрикена.
133
До сих пор слабо поддавался культуре почему-то только один лук. Недостаток этого овоща в экономии ссыльного пополняется черемшой (allium victoriale), растущею здесь на воле. Это луковичное растение с сильным чесночным запахом когда-то у постовых солдат и ссыльных считалось верным средством от цинги, и по тем сотням пудов, которые ежегодно заготовлялись на зиму военной и тюремной командами, можно судить, как распространена была здесь эта болезнь. Черемша, говорят, вкусна и питательна, но не всякому приятен ее запах; когда не только в комнате, но даже на дворе ко мне близко подходил человек, употребляющий в пищу черемшу, то мне становилось душно.
134
Подробности у А. М. Никольского: «Остров Сахалин и его фауна позвоночных животных».
135
Волки держатся далеко от жилищ, так как боятся домашних животных. Чтобы такое объяснение не показалось невероятным, я укажу на другой подобный же пример: Буссе пишет, что айно, увидев в первый раз в жизни свиней, испугались; да и Миддендорф говорит*, что когда на Амуре в первый раз были разведены овцы, то волки не трогали их. Дикие олени* распространены особенно на западном берегу северной части острова; здесь зимою они собираются на тундре, весною же, по словам Глена, когда они ходят к морю, чтобы лизать соль, их можно видеть и бесчисленном множестве стадами на широких равнинах этой части острова. Из птиц водятся гусь, утки разных пород, белая куропатка, глухарь, рябчик, кроншнеп, вальдшнеп; тяга продолжается до июня. Я приехал на Сахалин в июле*, когда в тайге была уже гробовая тишина; остров казался безжизненным, и приходилось верить наблюдателям на слово, что тут водятся камчатский соловей, синица, дрозд и чиж*. Черных ворон много, сорок и скворцов нет. Поляков видел на Сахалине только одну деревенскую ласточку, да и та*, по его мнению, попала на остров случайно, потому что заблудилась. Мне однажды показалось, что я вижу в траве перепелку; вглядевшись попристальнее, я увидел маленького красивого зверька, которого зовут бурундуком. В северных округах это самое маленькое млекопитающее. По А. М. Никольскому, тут нет домашней мыши*, между тем в бумагах, относящихся еще к началу колонии, уже упоминаются «упыл, утрус и мышеядие».
136
Один из авторов видел японскую сеть*, которая «занимала в море окружность в три версты и, прикрепленная к берегу, образовывала род мешка, откуда постепенно вычерпывали сельдей». Буссе в своих записках говорит: «Японские невода часты* и чрезвычайно велики. Один невод окружает пространство сажен на 70 от берега. Но каково было мое удивление, когда, не дотащив невод сажен на 10 от берега, японцы оставили его в воде, потому что эти 10 сажен невод до того был наполнен сельдями, что, несмотря на все усилия 60 работников, они не могли более притянуть невод к берегу… Гребцы, закладывая весла для гребки, выбрасывали ими по несколько сельдей и жаловались, что они мешают грести». Ход сельди и ловля ее японцами подробно описаны у Буссе и Мицуля*.
137
«Морская газета», 1880 г., № 3.
138
