своею обязанностью всячески угождать гимназическим учителям. Теперь он стал извиняться перед Передоновым и угощал его вином и сельтерскою.
Передонов угрюмо сказал:
— У меня нервы немного расстроены. Я директором нашим недоволен.
— Проигрался будущий инспектор, — блеющим голосом закричал Володин, — жаль денежек!
— Несчастлив в игре — счастлив в любви, — сказал Рутилов, посмеиваясь и показывая гниловатые зубы.
Передонов и без того был не в духе из-за проигрыша и от испуга, да еще его принялись дразнить Варварою.
Он крикнул:
— Женюсь, а Варьку вон!
Приятели хохотали и поддразнивали:
— А вот и не посмеешь.
— А вот посмею. Завтра же пойду свататься.
— Пари! идет? — предложил Фаластов, — на десять рублей.
Но Передонову жаль стало денег, — проиграешь, пожалуй, так платить придется. Он отвернулся и угрюмо отмалчивался.
У ворот из сада расстались и разошлись в разные стороны. Передонов и Рутилов пошли вместе. Рутилов принялся уговаривать Передонова сейчас же венчаться на одной из его сестер.
— Я все наладил, не беспокойся, — твердил он.
— Оглашения не было, — отговаривался Передонов.
— Я все наладил, говорю тебе, — убеждал Рутилов. — Попа такого нашел: он знает, что вы не родня.
— Шаферов нет, — сказал Передонов.
— Ну вот, нет. Шаферов достанем сейчас же, пошлю за ними, они и приедут прямо в церковь. Или сам за ними заеду. А раньше нельзя было, сестрица твоя узнала бы и помешала.
Передонов замолчал и тоскливо озирался по сторонам, где темнели редкие, молчаливые дома за дремотными садишками да шаткими изгородями.
— Ты только постой у ворот, — убедительно говорил Рутилов, — я тебе любую выведу, которую хошь. Ну, послушай, я тебе сейчас докажу. Ведь дважды два — четыре, так или нет?
— Так, — отвечал Передонов.
— Ну вот, дважды два — четыре, что тебе следует жениться на моей сестре.
Передонов был поражен.
«А ведь и правда, — подумал он, — конечно, дважды два — четыре». И он с уважением посмотрел на рассудительного Рутилова. «Придется венчаться! С ним не сговоришь».
Приятели в это время подошли к Рутиловскому дому и остановились у ворот.
— Нельзя же нахрапом, — сердито сказал Передонов.
— Чудак, ждут не дождутся, — воскликнул Рутилов.
— Да я-то, может быть, не хочу.
— Ну вот, не хочешь, чудород! Что ж, ты век бобылем жить станешь? — уверенно возразил Рутилов. — Или в монастырь собираешься? Или еще Варя не опротивела? Нет, ты подумай только, какую она рожу скорчит, если ты молодую жену приведешь.
Передонов отрывисто и коротко захохотал, но сейчас же нахмурился и сказал:
— Да и они, может быть, не хотят.
— Ну, как не хотят, чудак! — отвечал Рутилов. — Уж я даю тебе слово.
— Они гордые, — придумывал Передонов.
— Да тебе-то что! Еще лучше.
— Насмешницы.
— Да ведь не над тобой, — убеждал Рутилов.
— Почем я знаю!
— Да уж ты мне поверь, я тебя не обману. Они тебя уважают. Ведь ты не Павлушка какой-нибудь, чтоб над тобой смеяться.
— Да, поверь тебе, — недоверчиво сказал Передонов. — Нет, я хочу сам уверяться, что они надо мной не смеются.
— Вот чудак, — с удивлением сказал Рутилов, — да как же они смеют смеяться? Ну, как же ты, однако, хочешь увериться?
Передонов подумал и сказал:
— Пусть выйдут сейчас же на улицу.
— Ну, ладно, это можно, — согласился Рутилов.
— Все трое, — продолжал Передонов.
— Ну, ладно.
— И пусть каждая скажет, чем она мне угождать будет.
— Зачем же это? — с удивлением спросил Рутилов.
— Вот я и вижу, что они хотят, а то вы меня за нос поведете, — объяснил Передонов.
— Никто тебя за нос не поведет.
— Они надо мной, может быть, посмеяться хотят, — рассуждал Передонов, — а вот пусть выйдут, потом уж они коли захотят смеяться, так и я буду над ними смеяться.
Рутилов подумал, передвинул шляпу на затылок и опять на лоб и наконец сказал:
— Ну, погоди, пойду скажу им. Вот-то чудодей! Только ты во двор войди пока, а то еще кого-нибудь чорт понесет по улице, увидят.
— Наплевать, — сказал Передонов, но все же вошел за Рутиловым в калитку.
Рутилов отправился в дом к сестрам, а Передонов остался ждать на дворе.
В гостиной, угловой к воротам горнице, сидели все четыре сестры, все на одно лицо, все похожие на брата, все миловидные, румяные, веселые: замужняя Лариса, спокойная, приятная, полная; вертлявая да быстрая Дарья, самая высокая и тонкая из сестер; смешливая Людмила и Валерия, маленькая, нежная, хрупкая на вид. Они лакомились орехами да изюмом и, очевидно, чего-то ждали, а потому волновались и смеялись более обычного, вспоминали последние городские сплетни и осмеивали знакомых и незнакомых.
Уже с утра они были готовы ехать под венец. Оставалось только надеть приличное к венцу платье да приколоть фату и цветы. О Варваре сестры не вспоминали в своих разговорах, как-будто ее и на свете нет. Но уже одно то, что они, беспощадные насмешницы, перемывая косточки всем, не обмолвились во весь день ни одним словечком только о Варваре, одно это доказывало, что неловкая мысль о ней гвоздем сидит в голове каждой из сестриц.
— Привел! — объявил Рутилов, входя в гостиную, — у ворот стоит.
Сестры взволнованно поднялись и все разом заговорили и засмеялись.
— Только есть заковычка, — сказал Рутилов, посмеиваясь.
— Что, что такое? — спросила Дарья. Валерия досадливо нахмурила свои красивые, темные брови.
— Уж не знаю, говорить ли? — спросил Рутилов.
— Ну, скорее, скорее! — торопила Дарья.
С некоторым смущением Рутилов рассказал о том, чего желает Передонов. Барышни подняли крик и взапуски принялись бранить Передонова. Но мало-по-малу их негодующие крики заменились шутками и смехом, Дарья сделала угрюмо-ожидающее лицо и сказала:
— Вот он так стоит у ворот. Вышло похоже и забавно.
Барышни стали выглядывать из окна к воротам. Дарья приоткрыла окно и крикнула:
— Ардальон Борисыч, а из окошка сказать можно?
Послышался угрюмый голос:
— Нельзя.
Дарья поспешно захлопнула окно. Сестры расхохотались звонко и неудержимо и убежали из гостиной
