За соседними столиками прислушивались, переглядывались. Бородулин куражился.
— А в полицию хочешь? — сердито спросил из-за среднего стола купец, сверкая маленькими черными глазами.
Бородулин захохотал и крикнул:
— Полиция у меня в горсти. Вот где у меня полиция.
Посетители роптали. Слышались угрозы:
— Уходи, пока цел.
Он расплатился и ушел. Вдруг стало слышно, что на улице собирается толпа. Елисавете и Триродову из окна видно было, как малый в красной рубахе слоняется взад и вперед по улице, не отходя далеко от трактира, и пристает к прохожим. Слышались его крики:
— Донесу! Арестую! Давай гривенник.
Многие давали — боялись. Каждого встречного задевал Бородулин, — с мужчин сбрасывал шапки, женщин щипал, мальчиков драл за уши. Женщины с визгом шарахались от него. Мужчины, кто поробче, бежали. Посмелее останавливались с угрожающим видом. Тех Бородулин не смел трогать. Мальчишки толпою бегали сзади, хохотали и гукали. Бородулин бормотал:
— Ты у меня смотри! Знаешь ли ты, кто я?
— Ну, кто ты? — спросил парень, которого он толкнул. — Кабацкая затычка!
Вокруг них собралась толпа. Лица были хмуры и неприветливы. Бородулин трусил, но храбрился и куражился. Он кричал:
— Надо человек двух, трех забрать!
На Бородулина вдруг напали. Молодой, дюжий парень выскочил из толпы. В руке его был громадный булыжник. Парень крикнул:
— Что эта собака тут кочевряжится?
Он ударил Бородулина булыжником по голове. Несчастливо-меток был удар. Что-то мягкое и упругое хрустнуло. Бородулин упал. Его продолжали бить. Тот рабочий, который ударил его булыжником, убежал.
Елисавета и Триродов смотрели из окна. Триродов крикнул:
— Казаки!
Люди на улице бросились во все стороны. На окровавленной мостовой остался растерзанный труп.
Глава семнадцатая
Много забот доставил Триродову Остров. Триродов не раз возвращался мыслями к обстоятельствам своего знакомства с Островым и к последним своим встречам с ним в Скородоже.
Остров был второй раз у Триродова через неделю после первого своего посещения. Всю ту неделю Остров не мог отделаться от странного чувства неловкости и смущения. В его памяти как-то нелепо путались подробности того посещения и разговора с Триродовым. Почему-то он постоянно забывал, какой сегодня день. Неделя прошла как-то слишком для него быстро. Может быть, это было потому, что за неделю он свел много интересных для себя знакомств. Он даже начал делаться заметным в городе человеком.
Во вторник поздно вечером Остров пришел к Триродову. Ждать ему пришлось недолго. Его тотчас же приняли и провели в одну из комнат первого этажа. Через минуту Триродов к нему вышел. Триродов казался слегка удивленным и спросил несколько принужденно:
— Что скажете, Денис Алексеевич?
Остров сказал сумрачно:
— За деньгами пришел. Получить обещанное вспомоществование от щедрот ваших.
Триродов сказал:
— Я ждал, что вы придете в среду.
Остров свирепо усмехнулся и сказал:
— Зачем же в среду, если можно и во вторник? Или уж очень трудно с денежками расставаться? Обуржуазились, Георгий Сергеевич?
Триродов, казалось, вдруг вспомнил что-то. Улыбаясь слегка насмешливо, он говорил:
— Извините, пожалуйста, Денис Алексеевич. Я думал, что вы придете завтра, как было условлено. Я еще не приготовил для вас деньги.
Острову стало досадно. Его широкоскулое лицо потемнело. Глаза его стали свирепо-красны. Он сказал сердито:
— Вы сказали мне прийти через неделю, — я через неделю и пришел. Мне сорок раз ходить некогда. У меня и другие дела есть. Обещали дать денег, — и давайте. Как ни жалко, а надо раскошелиться.
С каждым словом он все более и более свирепел и наконец застучал дюжим кулаком по стоявшему перед ним белому круглому столику на тонких ножках. Триродов спокойно сказал:
— Сегодня у нас вторник. Стало быть, неделя еще не прошла.
Остров грубо возражал:
— Как так не прошла! Я у вас во вторник и был. Что ж вы, неделю в восемь дней считаете, на французский лад? Так это мне не с руки.
Триродов так же спокойно ответил:
— Вы были у меня в среду. Вот потому я сегодня и не приготовил вам денег.
Остров не мог понять, в чем дело. Он с недоумением посмотрел на Триродова и досадливо сказал:
— Не приготовили! Что их готовить! Вынули из несгораемого шкапа, отсчитали и отдали — вот и вся процедура. Не великие капиталы — сущие пустяки.
Триродов спокойно возразил:
— Ну, как для кого. Для меня это вовсе не пустяки.
Остров с грубым хохотом крикнул:
— Нечего бедниться! Подумаешь, сирота казанская! Так мы вам и поверили.
Триродов встал, внимательно и строго посмотрел прямо в глаза Острова и сказал решительно:
— Одним словом, сегодня я не могу дать вам этих денег. Потрудитесь прийти ко мне завтра, приблизительно в такое же время.
Остров нехотя поднялся со стула. У него было такое ощущение, словно кто-то поднял его за шиворот и сейчас поведет насильно к выходу. Остров сказал грубо:
— Только не думайте, что и завтра проведете меня за нос. Я не таковский, чтобы меня завтраками кормить.
Его маленькие глазки засверкали от злости. Широкие челюсти свирепо дрожали. А ноги словно сами собою несли его к выходной двери.
Триродов спокойно ответил ему:
— Нет, я не думаю вас обманывать. Завтра вы получите деньги.
Остров пришел на другой день, опять в тот же час вечером. Теперь его провели в кабинет Триродова. Остров спросил грубо:
— Ну, что же, сегодня-то будут деньги? Или опять будем ломать комедь?
Триродов достал из ящика письменного стола приготовленную пачку кредитных билетов, подал ее Острову и сказал:
— Пожалуйста, пересчитайте деньги. Здесь две тысячи.
Остров свистнул и угрюмо сказал:
— Этого мало. Я просил у вас гораздо больше.
Триродов сказал решительно:
— Больше не дам. Этого вам очень хватит.
Глупо ухмыляясь, Остров попросил:
