Кукушка повторяла, что где-то есть ку-ку,И этим нагоняла на барышень тоску,И, пачкающий лапки играющих детей,Побрызгал дождь на шапки гуляющих людей,И красили уж небо в берлинскую лазурь,Чтоб дети не боялись ни дождика, ни бурь,И я, как прежде, думал, что я — большой поэт,Что миру будет явлен мой незакатный свет.
Моею кровью я украшуСтупени, белые давно.Подставьте жертвенную чашу,И кровь пролейте, как вино.Над дымной и тяжёлой чашейСоединяйтесь, — я зову.Здесь, в чаше, капли крови вашей,А на ступенях я живу.Обжёг я крылья серафимам,Оберегавшим древний храм,И восхожу багровым дымомК давно затворенным дверям.Смелее ставьте ваши ногиНа пятна красные мои,И умножайте на дорогеБагряно жаркие струи.Что было древней, тёмной кровью,То будет новое вино,И молот, поднятый любовью,Дробит последнее звено.
«Что было, будет вновь…»
Что было, будет вновь,Что было, будет не однажды. С водой смешаю кровьУстам, томящимся от жажды. Придёт с высоких гор.Я жду. Я знаю, — не обманет. Глубок зовущий взор.Стилет остёр и сладко ранит. Моих коснется плеч.Приникнет в тайне бездыханной. Потом затопит печь,И тихо сядет ждать за ванной. Звенящие струиПрольёт, открыв неспешно краны, И брызнет на моиЛегко означенные раны. И дверь мою замкнёт,И тайной зачарует стены, И томная войдёт