военизируют свои спортивные клубы.
Такова она, многолетняя маккабистская эстафета!
ОДНА ПОВАДКА, ОДНИ АППЕТИТЫ
И снова возвращаюсь к беседе с Дунаевским. Уже поправив на пюпитре нотные наброски и положив руки на клавиши, он вдруг воскликнул:
— А помните, как засуетились сионисты, когда в двадцатых годах к нам начала проникать пресловутая АРА? Американская организация — она под флагом 'помощи Европе' сплавляла нам залежавшиеся товары. А заодно добивалась концессий на нефть и уголь. Помните, как всюду по Украине гуляли тогда куплеты на мелодию 'Ойра, ойра'?
Присылает АРА, АРА
Нам подгнившие товары.
И недаром АРА, АРА
Спекулянтам — лучший друг!
— Оказалось, — усмехнулся Исаак Осипович, — не только спекулянтам. Сионисты всех мастей прославляли американскую 'помощь' ради закабаления. 'Гувер несет нам спасение', — шумели они. Для Жаботинского и Герберт Кларк Гувер оказался лучшим другом — к этому уже нечего добавить!..
Я упомянул о деятельности сионистов только на Украине, где прошла моя юность. Не менее воинственны были они и в других краях нашей Родины.
Сошлюсь на выдающегося дирижера Самуила Абрамовича Самосуда общением с этим талантливым и всесторонне интересным человеком я обязан работе в Большом театре над либретто оперы Дмитрия Кабалевского 'В огне'.
Предреволюционные и послереволюционные годы Самуил Абрамович провел в Петрограде, будучи солистом оркестра б. Мариинского театра оперы и балета.
— Летом и осенью 1917-го, накануне Октябрьской революции, рассказывал Самосуд, — в нашем театре частенько проходили самые разнообразные митинги. Было это обычно днем. За кулисами репетировали певцы и балерины, а со сцены в зал неслись громкие слова ораторов. Кого только не пришлось мне там слышать! И меньшевиков, и эсеров, и кадетов. Однажды, выйдя в фойе, я услышал взрыв негодующих возгласов. Поспешил в ближайшую ложу бенуара, набитую царскими чиновниками. Двое, помню, были в расшитых мундирах сенаторов. А в зале на созванном эсерами митинге я увидел немало военных моряков — офицеров и матросов. Выступал в эти минуты приглашенный устроителями митинга сионист. Осуждая большевиков, он назвал февральский переворот не революцией, а трагедией, которую надо, пока не поздно, остановить. Зал ответил топотом ног. Еще призывал оратор не губить то хорошее, что было присуще царскому режиму. Тут в зале началось невообразимое, особенно протестующе загудели моряки. А в ложе один сенатор вразумительно сказал другому: 'Коли русский еврей выступает в роли защитника государя императора, стало быть, он более верный слуга престола, нежели мы с вами, ваше превосходительство'. Я поинтересовался, кто он такой, этот сионистский оратор. Мне назвали фамилию адвоката, юрисконсульта крупного петроградского банка. Из его уст я впервые услышал имя Жаботинского…
Когда над всей Украиной заалели советские красные флаги, Жаботинский понял, что нет ему больше места на украинской земле. Но Советская Украина и ее свободные граждане еврейской национальности не забыли кровавых плодов иезуитского единения ревностного идеолога еврейского буржуазного национализма Жаботинского и ставленника украинского буржуазного национализма Петлюры, вдохновителя жестоких расправ с евреями. И никого не удивило, что сионистский вожак в 1926 году проливал горючие слезы по поводу смерти своего брата по духу, убитого в Париже.
'Да будет тебе земля пухом… из еврейских перин!'
Такое последнее напутствие трупу палача Петлюры произносит рыдающий Жаботинский на карикатуре, помещенной тогда в одной из одесских газет.
Но, вспомнив восторги дружка Жаботинского — петлюровского министра Пинхаса Краснера на параде погромщиков в Виннице, я убедился, что в горькой шутке одесского карикатуриста нет ни крохотной доли неправды.
Ведь и предательская деятельность Краснера, и все позорные деяния винницких сионистов были далеко не случайными и не изолированными эпизодами. Нет, все это в точности совпадало с тем, что по указке Жаботинского и его сообщника Гессена творили на захваченной Петлюрой украинской земле сионистские организации, творили повсюду — и в городах и в местечках.
Вот почему в 1970 году во взволнованном письме большой группы работников народного хозяйства, культуры и науки Советской Украины людей еврейской национальности можно было прочесть:
'Мы хорошо знакомы с тем, какую позорную роль сыграли верховоды сионистов в годы гражданской войны, идя на сговор с Деникиным и Петлюрой, с Пилсудским и Врангелем, с организаторами кровавых еврейских погромов'.
А мой друг, известный украинский писатель Натан Рыбак, хорошо знакомый с историей борьбы за Советскую Украину, пришел к такому выводу:
'Сионисты сотрудничали с буржуазной Центральной радой и петлюровской Директорией, в которой имели даже своих министров. И это было закономерно, ибо интересы буржуазии были им ближе, нежели интересы трудового народа. Сионист Жаботинский вел даже активную деятельность по созданию сионистских воинских частей для оказания помощи петлюровским войскам. И это в то время, когда петлюровцы устраивали кровавые погромы во многих городах и местечках… Удивляться нечему. У волков одна повадка и одни аппетиты'.
ОСЕНЬЮ 1941-го
Более двух десятилетий не приходили мне на память те нелегкие дни весны 1919-го, когда впервые увидел я волчью повадку и приметил волчьи аппетиты сионистов. Не вспоминал их фанатических заклинаний и истошных выкриков.
Сам себя теперь спрашиваю: отчего же так?
И убежденно отвечаю: жизнь, наша советская жизнь, не давала повода к таким воспоминаниям.
Пришел, однако, день, когда в памяти с предельной рельефностью всплыло сборище на винницком бульваре и отчетливо, в колоритных подробностях, вспомнились оголтелые речи заправил обеих местных сионистских организаций.
Пусть забылись имена сурово взиравших на насупившихся ребят ораторов, пусть забылось, чем они внешне отличались друг от друга. Но вспомнилось главное. Вспомнилось, как и тот и другой, словно придерживаясь извечного ритуала, произносили слова нараспев, молитвенно, с мистическим оттенком, явно рассчитывая поразить и подавить наивно восприимчивую к эффектам полудетскую аудиторию.
И потревоженная острым толчком память безошибочно подсказала смысл тех истерических фраз, вернее, заклинаний. Она воспроизвела сгусток, спрессованное содержание того, что десятки подавленных еврейских ребят услышали тогда близ оркестровой беседки:
'Еврейская нация избрана богом, мы первый народ среди народов. И каждый, кто принадлежит к рассеянной ныне по всему свету нашей всемирной нации, должен быть готов к тому, чтобы под бело- голубым знаменем пойти с мечом на всех недостойных, мешающих евреям соединиться на священной земле предков. Борьбу эту надо начинать сегодня — в какой бы стране ни жил еврей, чем бы он ни занимался, ибо в любой стране вечен и неизбежен антисемитизм'.
Вспомнились в тот день и другие, отдававшие расовой идеологией призывы, услышанные в отроческие годы от сионистов. Надо ли все приводить здесь? Ведь на разный лад они отражали одну и ту же националистическую и античеловеческую теорию сионизма.
