настил под ногами. Тяжелые, стылые сети на плечах холодят и без того промерзшее тело.
В избе на сухом берегу мы топим печь, кипятим воду. Наскоро обогреваемся, выпиваем наш неприкосновенный запас — кофе со сгущенным молоком — и трогаемся дальше.
Лес тоже помертвел. Пролетали редкие сухие снежинки. Где-то вдали лениво и робко прокуковала кукушка, словно попрощалась с нами. И снова только шум ветра в вершинах сосен.
Простившись с нашими спутниками, мы налегке пустились по Каме в обратную дорогу, в село, где нас должна была ожидать машина. Ветер все крепчал и становился ледянее. Я-то хоть сидел к нему спиной. А Семен всю дорогу наступал на него грудь в грудь, багровел лицом и время от времени отогревал за пазухой изувеченную на войне руку.
Волны тоже били встречь, и мы двигались медленно. Мешал нам лес. Он плыл по стрежню бесконечной лентой, повторял изгибы фарватера. Десяток минут мы шли по чистой воде возле берега, потом снова натыкались на сплошной древесный мост и вынуждены были проталкиваться через него, чтобы оказаться в другом, снова на десяток минут чистом плесе. А сколько мы миновали сплавных бонов, отсекающих лес от прибрежных мелей! Десятки раз мы стояли промокшими ногами на них, тонущих под нами, и перетаскивали свое суденышко.
Перед самым лесом в сумерки мы попали между двух бонов в густой древесный поток. Уже были видны избы по берегу, ждущий нас грузовик возле складов, а мы, окоченевшие, еле-еле двигались среди леса и проклинали нескладный день.
— На кой мне эта каторжная работа! — ругался Семен. — Уйду я. Хватит с меня! Уйду…
И я сочувствовал ему. А в глубине души где-то шевелилась предательская радость. Я думал о том, что через день мои мытарства кончатся: я приземлюсь в аэропорту своего города.
Таким и запомнился мне Семен под конец — измученным, говорящим «уйду!». А потом — это его письмо: «За лето на своей лодке прошел около семи тысяч километров. Дома бывал редко. Хочется отдыха. В отпуске не был уже три года. Спасибо морозу, он выгнал меня с воды, и я наконец-то в своей семье…»
Я смотрю на простенький конверт с небольшой картинкой в левом верхнем углу.
Тяжелая, холодная синь воды. Продрогшие, облетевшие березки в осеннем разливе. Багрянец леса на дальнем берегу. А на середине реки — одинокая красная лодка и в ней человек.
Я знаю: лодка не красная. Она белая. Она лишь вспыхнула красным отблеском под низкими лучами закатного солнца. От этого же так ярко запламенели леса. И мне кажется, что в лодке сидит Семен. Обязательно Семен. Кто же еще может плыть на белой лодке один по пустынной осенней реке?
Я смотрю на конверт, обычный конверт, изданный тиражом, наверное, в несколько миллионов. Гляжу и думаю: «А сколько же таких, как Семен, на нашей земле?!»
