— сразу все получится...
Издали все слышнее доносился рокот моторов. Привычное ухо Самохина улавливало гул военных машин. Невольно он насторожился, стал оглядываться.
— Где-то поблизости самоходки или танки, — заметил Андрей.
— А еще — артиллерийские тягачи, — усмехнувшись, сказал Артамонов. — Это для нас с вами, а для всех остальных — трактора поле пашут.
Едва слышный вначале рокот становился все слышнее. Наконец Андрей увидел впереди, ближе к границе, несколько тракторов. Прислушавшись, уловил такой же гул моторов, доносившийся из ущелий.
— Пашут, милые, пашут, — отозвался полковник. — Было время, когда один трактор у границы пахал, а жители закордонных аулов приходили к рубежу смотреть. Сейчас мы изо всех окрестных колхозов тракторы к границе собрали. Под эту музыку ночами технику и подтягиваем, в сопки прячем. Немцы тоже не дураки, услышат моторы, полезут на вершины смотреть, в чем дело.
Андрей подумал, что до осуществления операции, видимо, остались не только считанные дни, но и считанные часы. В этих условиях здесь действительно каждый человек, а тем более с боевым опытом, на вес золота. Уехать на фронт, видимо, будет непросто.
Дорога вышла из-за склона горы на прямую, и сразу же перед ними открылась просторная зеленая долина, в верхнем конце которой под темно-зелеными кронами деревьев белели домики небольшого поселка.
— Ну вот и Дауган, — сказал полковник Артамонов. — В скором будущем — самое историческое место в этих краях.
Здесь, в горах, не так чувствовался томительный зной. После бурых, выжженных солнцем скал зеленая долина особенно радовала глаз своим свежим веселым видом.
В стороне от поселка Андрей еще издали рассмотрел белое добротное здание новой заставы, домик начсостава, в другом конце двора — большую конюшню, другие подсобные помещения, вольеру для собак, спортивный городок, полосу препятствий.
Машина проезжала мимо поселкового кладбища, и Самохину после ужасных недель и месяцев отступления, расстрелов с гитлеровских самолетов сотен беженцев, после изнурительных боев, рассчитанных на перемалывание, поголовное уничтожение целых полков и дивизий, после пожаров, оставляющих за собой пепелища на огромных пространствах, показалось странным видеть мирное поселковое кладбище, могильные холмики, старые кресты, белый обелиск в дальнем углу рядом с кустом жасмина, целую, неразрушенную ограду, сложенную из камня-плитняка.
Невольно Андрей подумал о тысячах и десятках тысяч безвестных могил, оставшихся к западу от Минска и Киева, от Москвы, о тысячах и десятках тысяч безвременно оборванных жизней.
Но и те, кто остался вечно лежать здесь на сельском кладбище, тоже прошли нелегкий путь, кровью отвоевывая эту землю, обильно окропив ее своим потом. Они, жившие когда-то люди, не меньше, чем погибшие на фронте, достойны памяти и уважения. В войну же гибнут раньше других самые отважные — герои и — самые беззащитные — дети.
Машина свернула к заставе, у ворот их встречали Яков Кайманов, которого по описаниям сразу узнал Самохин, и атлетического вида лейтенант, очевидно, начальник заставы.
Полковник Артамонов, выйдя из машины, прервал официальный доклад Кайманова, сердечно поздоровавшись с ним, и выслушал рапорт лейтенанта: «Застава на усиленной охране. За время несения службы происшествий не было». Затем Аким Спиридонович представил обоих Самохину — замкоменданта старшего лейтенанта Кайманова и начальника заставы Дауган лейтенанта Дзюбу. Андрей, присматриваясь к обоим, невольно подумал: «Не потеряла еще силу со времен Ильи Муромца родная земля, до сих пор таких богатырей родит». То ли здесь воздух особый, то ли сказывается постоянная тренировка в горах, но оба под стать один другому: с крепкой шеей, вздувающимися под гимнастерками буграми мышц.
Особенно поразил Андрея в облике Кайманова блеск режущих взглядом глаз, в которых отражалась постоянная готовность к борьбе. Такие глаза Андрей видел у разведчиков, возвращавшихся из поиска по тылам немцев, да еще у только что выдержавших тяжкий бой солдат...
— Знакомьтесь с вашим новым замполитом комендатуры, старшим политруком Самохиным, — представил Андрея Кайманову и Дзюбе полковник. — Кстати, пока мы тут со всякими срочными делами не закрутились, позвони, лейтенант, по телефону капитану Ястребилову да передай, чтоб привез прямо сюда нового переводчика, как его...
— Вареню´, товарищ полковник, — подсказал скромно стоявший в сторонке Ковтун.
— Ага, Вареню´. Я в помощь нашему новому замполиту, — продолжал Артамонов, — ценный кадр отыскал: по-туркменски чешет, как на своем родном языке. А ты, Яков Григорьевич, проверь его прямо тут, на месте, годится он в переводчики или не годится. Дзюба, погоди! — остановил полковник лейтенанта. — Я сейчас Ястребилову сам все расскажу. Ждите меня здесь, нам нельзя терять ни минуты.
Самохин, с любопытством оглядывавшийся по сторонам, обратился к Дзюбе:
— Расскажите, товарищ лейтенант, как вы тут живете, какие условия службы?
— У нас, как у других, — с легким украинским акцентом ответил Дзюба, — живемо...
— А все-таки?
— С продовольствием туговато. Не так у заставы, як у поселка. Молодь на фронт пошла, старикам да жинкам важко. Да и застава частично на самообслуживание перешла. Сено там, фураж, дрова сами заготовляем. Огородину разводим. На охоту поедем, как начальник отряда разрешит, козлов або архаров настреляем. Хлопцам в котел даем да семьям фронтовиков делим.
— Людям трудно, — подтвердил Кайманов. — В аулах остались женщины да старики. Кое-где уже поползла вражеская пропаганда. Будем организовывать оперативные погранпосты, не только бороться с вражескими элементами, главное — обеспечивать работу транспортных магистралей... Без местного населения это очень трудно сделать... Ну вот вам, пожалуйста, — перебил он сам себя, — знание нашими новобранцами местных условий. Да они гюрзу от веревки не отличат!
Все обернулись в сторону дороги, куда показывал Кайманов. Самохин увидел, как два пограничника, поднимая по проселку пыль, тащили на брючных ремнях в сторону заставы что-то живое. Вот они стали кружить на месте, уворачиваясь от своей жертвы и в то же время не отпуская ее, потом снова поволокли ее к воротам, где стояли офицеры. Из-за пыли Андрею плохо было видно, что там такое, но Кайманов, видимо, сразу понял, в чем дело.
— Когда это было, — воскликнул он с возмущением, — чтобы пограничники волокли на заставу зям- зяма? На черта им сдался этот зям-зям? Да еще, кажется, ранили его...
Теперь и Самохин увидел, что на веревке тащится, выкручивая руки пограничникам, крупный варан. На шее у него запеклась черная кровь, припорошенная пылью, пасть раскрыта, сильный хвост бьет по сторонам.
Увидев офицеров, оба новобранца, не выпуская свою жертву, попытались принять стойку «смирно».
— Красноармеец Нуртаев!
— Красноармеец Аландин! Возвращаемся из наряда! Товарищ старший лейтенант, смотрите, какого крокодила мы поймали! Сильный, дьявол! Никак не дотащим!
— Глупаки вы глупаки, — неожиданно спокойно сказал Кайманов. — Ну какой же это крокодил? Это же зям-зям, безобидная ящерица, мышей, грызунов ловит. Сейчас же отпустите, чтоб полковник вас с этой животиной не видел!
Услышав, что на заставе сам полковник, оба охотника мгновенно развязали ремни. Варан, широко расставляя лапы и волоча хвост по земле, с удивительным проворством побежал между пыльными кустами верблюжьей колючки.
Полковник вышел на крыльцо канцелярии заставы, увидел и варана, и незадачливых охотников. Прищурившись, он проводил взглядом удиравшего зям-зяма, повернулся к Кайманову, уперся в грудь ему толстым пальцем.
— Какие бы военные действия у нас ни намечались, — сказал Артамонов, — граница остается границей. Школу следопытов открывайте немедленно. На заставы приходят люди не только не
