с собой его родную дочь Дурсун, во взгляде Хейдара должна быть только радость.
— Ты еще спрашиваешь, джан Ичан, — вздохнув, ответил Хейдар. — Сам подумай... Сын Барат-али воюет на Западном фронте, Патьма — жена моя — по ту сторону гулили, а я здесь — по эту, и еще неизвестно, когда домой попаду. Дочь Дурсун — со мной, ее дети в Советах под охраной зеленых фуражек. Ты пришел ко мне тоже по их приказу, я хожу с людьми Фаратхана, ругаю Советы, а сам не знаю, как через гулили опять к вам уйти. Совсем я запутался, джан Ичан, не вижу для себя никакого выхода.
Ичану не терпелось поскорее приступить к делу: расспросить Хейдара, с кем он встречается, кто еще кроме Фаратхана заставляет его ездить по аулам рассказывать о Советах небылицы. Надо было передать задание полковника Артамонова, хотя Ичан не был уверен, наступило ли время для такого серьезного разговора. По опыту он знал, если не мешать Хейдару, сам он постепенно гораздо больше расскажет.
— Не знаю, как я согласился в Кара-Кумы идти, джан Ичан, — словно в раздумье продолжал Хейдар. — Наверное, обрадовался, что нашлась Патьма, почувствовал, будто мне тридцать лет, а не пятьдесят пять. Всю жизнь по чужой указке жил, а тут доверили такой отряд в Кара-Кумы вести, сам полковник Артамонов задание давал!
— Он и сейчас большой привет тебе передает, — вставил Ичан. — Сказал: обязательно приди потом ко мне и расскажи, как себя чувствует, что успел сделать наш друг Хейдар...
Хейдар молча развел руками, не сразу сказал:
— Сам видишь, Ичан, как я живу, что делаю, не знаю только, что буду полковнику, Ешке Кара-Кушу, длинному Андрею отвечать. Знаешь, Ичан, я ведь чуть не заболел, когда в Кара-Кумах Андрей сказал: «Пришло время с тобой откровенно поговорить». «Вах! — сказал я тогда. — Это уже второй откровенный разговор. После первого вы послали меня в Кара-Кумы, теперь пошлете на Западный фронт». Он сказал: «На Западный фронт мы тебя не пошлем, а на Восточный посылаем. Очень большие пограничные начальники поручают тебе важное дело, Хейдар-ага...» Андрей Петрович сказал: сейчас мы вступаем в бой. Когда мы будем громить бандитов, ты будешь спасать их главаря Аббаса-Кули.
— А где он сейчас, Хейдар-ага, этот Аббас-Кули? — спросил Ичан.
— Откуда я знаю? Меня хотя и кормят за то, что спас этого выродка, а держат на цепи: без Мереда Сунаит-оглы и двух телохранителей Фаратхана шагу не дают ступить. Ты пришел сюда с моей дочерью Дурсун. Ты думаешь, принес моему сердцу покой? Они, эти выродки, только обрадуются, что еще одной веревкой меня можно связать.
— Хейдар-ага, — мягко возразил Ичан. — Твоя Дурсун мстила за тебя, хотела комендатуре большую неприятность сделать. Кара-Куш немножко арестовал ее, чтобы я ее спас. Здесь тоже, что бы ни случилось с твоей Дурсун, не вмешивайся. Знай: все будет сделано для тебя и для нее.
— Ай, Ичан, когда я пошел в пустыню, Андрей Петрович сказал: «В того, кто стоит между врагами, пули летят с обеих сторон». Я не знаю, есть ли такая сторона, откуда бы в меня не летела пуля.
— Есть, Хейдар-ага. Она там, — Ичан указал жестом в сторону границы. — Там твоя жена Патьма, там воюет с немецкими танками твой сын Барат-али.
— Не знаю, Ичан, не знаю. Хочу тебе верить. Ты честный человек. Когда Андрей сказал: придет к тебе Ичан, скажет, что делать, я думал, как ты придешь? Тебя же сразу схватят и убьют! А ты пришел. Значит, можно верить... Хочу верить...
— Обязательно надо верить, — подтвердил Ичан, — и мне, и начальнику Андрею, и старшему лейтенанту Кара-Кушу. Хоть ты и выступал против Советов, мы не сердимся на тебя: понимаем — заставляли. Полковник Артамонов верит тебе и поручает до конца довести начатое дело... Хейдар-ага, я здесь для того, чтобы не только спасти тебя и Дурсун, но и вместе с тобой выполнить задачу, которую мне доверили. Ты согласился уйти под пулями с Аббасом-Кули, чтобы узнать, кто его хозяин. Сейчас мы знаем, что это Фаратхан. Но у Фаратхана тоже есть хозяин. Ты должен мне сказать имя этого человека, какой он на вид, где его искать...
— Я не знаю, Ичан, — опустив голову, печально сказал Хейдар. — Я ничего не знаю. Я уже столько наговорил против кызыл-аскеров и геок-папак, что мне нельзя вернуться назад.
— Все будет зависеть от тебя, Хейдар-ага. Ты еще можешь все исправить, — прервал его Ичан, — если знаешь, скажи, кто хозяин Фаратхана?
— Знаю одно, — не сразу ответил Хейдар, — Фаратхану нужен очень надежный проводник, верный человек. Ты спас Дурсун, принес от Махмуда-Кули табакерку. Значит, ты проводник Махмуда-Кули, переправляешь «пассажиров» через границу. Фаратхан постарается испытать тебя, бойся его, а мне или те, или другие сделают кутарды.
— Все в твоих руках, Хейдар-ага, — ответил Ичан, — а испытаний я не боюсь... Значит, проводникам дает табакерки Махмуд-Кули... Где его искать?
— В Ашхабаде, на текинском базаре. Но Махмуд-Кули для очень важного господина, которого будут переправлять, не годится. Нужен совсем надежный человек. Его сам господин Фаратхан должен знать много лет, и такой, чтоб жил у нас и пограничники его знали. Когда я назвал Сюргуль, как научил меня Кара-Куш, Фаратхан сначала удивился, потом задумался. «Горбан! — сказал я ему. — Она помогала мне, помогала Аббасу-Кули. Она — старая женщина, хочет умереть на земле своих отцов. Если вы прикажете кровникам больше не трогать ее, для вас она самого важного господина через гулили переведет». Фаратхан мне не ответил, но от своего человека я здесь узнал, что какой-то Имам-Ишан поедет к ней с вещественным паролем самого господина Фаратхана. Это будет не какой-нибудь кабачок, на котором священные полумесяцы может нацарапать любой правоверный. Господин Фаратхан даст вещественный пароль со своей личной подписью, которую знает тот человек. В условленном месте она встретит его и поведет через гулили под прикрытием Имам-Ишана.
— Так это же очень хорошо, что ты все так узнал! — воскликнул Ичан.
— Конечно, хорошо. Но когда все провалится, мне больше не жить...
Дверь в мазанку отворилась, на пороге остановился тот самый старик, который проводил Дурсун к Фаратхану. Ичан запомнил: зовут его Меред Сунаит-оглы.
Надменно глянув на Ичана и Хейдара, он сделал повелительный жест:
— К господину Фаратхану!
Меред пропустил обоих мимо себя, провел крытым двором к калитке в высоком дувале. У калитки, гневно прижимая руки к груди, стояла Дурсун и смотрела в просверленный в досках глазок. Рядом с нею сидел в кресле, вынесенном под дерево, хозяин дома Фаратхан. Ичан сразу же отметил про себя: Дурсун не обойдена милостью Фаратхана — на плечах ее дорогой, расшитый алыми розами платок такой дивной красоты, что любая женщина отдаст за него полжизни.
— Подойди сюда, — приказал Фаратхан, едва шевельнув пальцем.
Ичан приблизился. Хейдар почтительно склонил голову.
— Посмотри туда, — приказал Фаратхан Ичану, — и скажи, знаешь ли ты этого негодяя?
Ичан посмотрел в глазок, увидел невысокого зимогора — кочевника, уложившего немудреное хозяйство на двухколесную тележку, подгонявшего вдоль улицы такого же, как и он сам, грязного и запыленного ишака.
«Вот и старшина Галиев», — подумал Ичан и поспешно отстранился от глазка, как будто его могли увидеть с улицы.
— ГПУ, джаншуз шурави[32], старшина с погранзаставы геок- папак, — сказал Ичан, прижавшись к дувалу, перебегая глазами с предмета на предмет, как будто искал, куда бы спрятаться.
— Ты точно узнал его? — спросил Фаратхан.
— Горбан, — ответила Дурсун. — Этот маленький военный в черных песках хотел убить моего отца. Я держала его винтовку вот так, видела его рядом с собой, как вижу сейчас вас.
Фаратхан жестом подозвал Мереда Сунаит-оглы, бросил ему несколько слов.
Тот принес и подал Ичану маузер.
— Ты храбрый джигит, Ичан. Иди и докажи нам это еще раз.
— Горбан, — возвращая маузер, ответил Ичан, — эта штука громко стреляет. Такие дела надо делать тихо...
Откинув полу куртки, он показал подвешенный к поясу нож в кожаных ножнах.
— Иди...
