она памятное колечко. И сразу же забеспокоилась: а где оно, куда могла его сунуть? Вдруг Николай вспомнит и попросит показать? Надо сейчас же найти.
Лиля встала из-за стола и пошла к своей тумбочке.
6
В дверь постучали: сначала неуверенно, робко, затем сильно дернули за ручку и гулко, видимо кулаком, ударили требовательно несколько раз.
Только этого не хватало! Дурацкое положение! Русин замер, затаился на девичьей постели, вдавился лицом в душистую подушку. Неужели вахтерша засекла его при входе? Но как она может знать, что он прошел именно сюда?
От двери отошли, отчетливо слышны были удаляющиеся шаги. Русин успокоился, вытянулся поудобней, но снова задремать уже не мог. Голова гудела, во рту был неприятный жестяной привкус. Сказались и бессонная ночь, и суматошное, нескладное утро.
Все получилось не так, как предполагал. До села на берегу реки он добрался благополучно, но тут пришлось долго ждать. На самоходном пароме или не торопились, или боялись тумана.
Пока переправлялись, пока Николай ехал с окраинной пристани до центра города да торопливо вышагивал по длинной улице, время уже приблизилось к десяти. «Все, — думал он, — бессмысленная поездка. Не застать Лилю. Надо было все-таки позвонить с вечера. Глупая затея с этим внезапным появлением. Тоже мне, „сурприз“!»
Не таясь, он прошел мимо вахтерши — она в это время разговаривала по телефону — и только скрылся за сквозной стенкой, уставленной глиняными горшочками и увитой зелеными плетьми традесканции, сразу же свернул на женскую половину.
В конце коридора на фоне окна он увидел девичий силуэт. Мягкая, с легким, даже каким-то вкрадчивым, покачиванием походка: локотки полусогнутых рук чуть на отлете — как скобочки на декоративной тонкой вазе.
— Лиля, — негромко окликнул он, еще не веря, что это она, и бросился вперед.
Девушка приостановилась, повернулась вполоборота. Русин в порыве хотел обнять ее за талию.
— А вот и мы! Не ожидала?
— Здравствуй, во-первых, — увернулась от него Лиля. — И не смотри на меня, я еще не прибрана.
Только сейчас Николай заметил в ее руках мыльницу и зубную щетку. Все это было естественно и обычно, но у Русина почему-то сразу испортилось настроение. И пока она приводила себя в порядок перед зеркалом, посадив его в комнате лицом к окну, он вспомнил тот легкий, проходной в общем-то, случай в разоренном храме. Когда Ленька с ребятами ушел, а Николай ошалел от чтения стихов, от шума ливня за оконным проломом, от молодой женщины рядом, Лиля вот так же требовательно отстранилась от него, как и теперь в коридоре. Он тогда молниеносно, но очень деликатно, сдерживая порыв, прильнул к ней. Потом попытался обнять всерьез, поцеловать… И услышал совершенно неожиданное: «Что вы, Николай! Вы ж меня еще в спектакле не видели…»
Снова затихли шаги под самой дверью, раздался по-хозяйски уверенный стук. Звонкая тишина, сосредоточенное прислушивание, и опять — бум, бум, бум: по ушам, по напряженным нервам.
Русин глянул на ключ, лежащий на столе. Открыть? И будь что будет… Эти подозрительные, уничтожающие взгляды вахтерши. Этот унизительный тон. Это отвратительное состояние застигнутого на месте преступления… Наплевать! Еще немного, и он все равно не выдержит… А как же Лиля? Ему что: лег — свернулся, встал — встряхнулся. Позорить-то будут ее. Она ж наказала закрыться изнутри, ключ достать и открывать только на ее голос. Надя придет вместе с ней, а третья жиличка ушла до самого вечера.
Николай уже стал приподниматься, чуть не скрипя зубами на тонкие звоны панцирной сетки, но от двери быстро отошли и на этот раз.
Нет, зря все-таки он согласился ждать Лилю в комнате. Растаял, растрогался от ее заботы. Ах, ах! Он не спал толком ночь, продрог на берегу и пароме. Ах, какой у него несвежий цвет лица, под глазами мешки. Приляг, пожалуйста, — конечно, не раздеваясь по-настоящему, — отдохни, пока она сходит в свой дорогой Дворец культуры… И вот, как горе-любовник, как последний неопытный мальчишка, вздрагивает теперь, боязливо замирает при каждом стуке. Тьфу! Нет состояния хуже.
Опять шаги, теперь еще более решительные. И уже не стук, а голос — женский, нетерпеливый:
— Откройте! Откройте, я ж знаю, что вы там. Я девочкам, Лиле с Надей, только что звонила.
Ну, денек! «Ничего себе неделька начинается!» — вспомнил Николай заключительную фразу из расхожего анекдота и в одних носках через всю комнату побито пошел отпирать дверь.
— Здравствуйте, — как ни в чем не бывало сказала вошедшая девушка. Поставила на стол эмалированный чайник, сняла пальто. — И чего вы испугались? Открыли бы сразу. Тоже мне, мужчина.
На душе у Русина было мерзко. Пряча от девушки лицо, он сосредоточенно завязывал шнурки на башмаках. Выдавил, пытаясь хоть как-нибудь обелить себя перед нею:
— Такой уж уговор был.
— А я сразу пошла в комнату, знала, что Лиля должна задержаться. Закрыто. Вернулась на вахту. И там ключа нет. Снова стучусь: может, дома еще, заснула крепко. Опять никого. Ну, думаю, раз я обещала приехать только к вечеру, Лиля могла с собой ключ взять. Вот и позвонила ей во Дворец. — Девушка простодушно рассказывала, сама в это время достала стаканы, порезала небольшой румяный батон. — А у меня поездка за город сорвалась: друзья раздумали… Садитесь к столу.
— Да что вы, я не хочу, — отводя взгляд, попытался воспротивиться Николай.
— Садитесь, садитесь. Молоко с нашей спецкухни. За вредность нам положено.
Она так мило окала, так осязаемо перекатывала во рту это невидимое округлое «о», что Николай наконец решился поднять на нее глаза. Вся она была какая-то уютная, домашняя. Светлые волосы стянуты на затылке в пучок обыкновенной резинкой. На лице не видно и следов косметики, на переносье и чуть-чуть на верхних веках золотятся легкие веснушки. Носик уточкой нисколько не портит ее, а, наоборот, придает лицу доброе, постоянно улыбчивое выражение.
Русину стало легко, скованность прошла. Он подсел к столу, поднял стакан с молоком и, забивая остатки своего смущения, залихватски чокнулся с девушкой:
— За знакомство! Николай.
— Оля.
Дверь распахнулась. На пороге стояла Надя. За ее плечом возвышалась тщательно уложенная прическа Лили.
— Поглядите-ка, они тут без нас распивают! — Громкоголосая Надя, едва успев раздеться, подсела к Николаю, давай тормошить: что да как? Смеялась, разглядывала, расспрашивала.
— Да, рано утром Леня звонил. — Она вдруг опечалилась, на миг поникла головой. — Не сможет он приехать до самого лета. В редакции у него какие-то нелады. Тебе, наверное, Лиля уж все рассказала.
— Не-ет. Первый раз слышу. — Николай недоуменно посмотрел в спину Лили, стоящей перед зеркалом.
— А чего рассказывать. От этого что-нибудь изменится? Не приехал — и не приехал. — Лиля слегка повернулась, непонимающе округлила на них подсиненные глаза.
Николай глянул на Надю: чего это с ней? Та пожала плечами.
— Мы куда-нибудь все-таки пойдем? Или здесь высиживать будем? — Лиля была уже готова, нетерпеливо подошла к столу. А у Николая в груди отчего-то стало прохладно и пусто, будто он натощак пососал мятный леденец.
Дальше все закрутилось, завертелось беспорядочно и своевольно, как в испорченном детском калейдоскопе. Красок, ярких расцветок, очертаний причудливых зыбких фигур; составленных из кусочков- осколочков, — всего этого было с избытком, но просматривались они нечетко, расплывчато, разрушилась
