пишу уже вздор. Умолкни, муза!
О гаршинском сборнике потолкуем летом в Сумах.
Я приглашал Щеглова нанять дачу по соседству со мной, уверял его, что это стоит гроши, соблазнял его всеми благами мира (кроме женщин, которых он, как женатый, должен отрицать), но он отказался, ссылаясь на какой-то «родственный клобок»*. Эти родственники его точно глисты замучили. Экий малодушный человек!
Поклонитесь всем Вашим и будьте здоровы. Погода хорошая, хочется гулять.
Денег нет! О ужас! Как только приеду в Сумы, тотчас же сяду строчить мелочь.
——
Я хочу взять у Анны Михайловны аванс в размере
Из Москвы в Курск идет почтовый поезд в три часа пополудни. Садитесь на этот поезд.
Леонтьеву (Щеглову) И. Л., 18 апреля 1888
418. И. Л. ЛЕОНТЬЕВУ (ЩЕГЛОВУ)*
18 апреля 1888 г. Москва.
Дорогой Капитан! Получил и «Дачного мужа»*, и критику на мою «Степь». Итак, мы пантеисты!*, с чем Вас и поздравляю.
Выезжаю я из Москвы
Про Корша ничего не ведаю. Слухов никаких.
Осталось у меня 75 р…. С чем я поеду в Сумы? Если не дадут аванса, то застрелюсь.
У меня тоже есть «родственный клобок»*. Чтобы он не мешал мне, я всегда езжу с ним, как с багажом, и привык к нему, как к шишке на лбу. Гораздо покойнее и дешевле брать его с собой, чем оставлять дома… Впрочем, мой клобок, если сравнивать его с наростом, представляет из себя нарост доброкачественный, но не злокачественный. Клобок мой отлично шьет мне сорочки, отлично варит и всегда весел. Зимою клобок состоит из 8 человек, а летом из 5 (в том числе 2 прислуги). Во всяком случае мне чаще бывает весело, чем грустно, хотя, если вдуматься, я связан по рукам и ногам… У Вас, батенька, квартирка, а ведь у меня целый дом, хоть и паршивенький, но все-таки дом, да еще двухэтажный… У Вас
Впрочем, наплюве́ на это… Я оканчиваю скучнейшую повестушку*. Вздумал пофилософствовать, а вышел канифоль с уксусом. Перечитываю написанное и чувствую слюнетечение от тошноты: противно! Ну, да ничего… Наплюве́. Какую б мы глупость ни написали теперь, как бы ни мудрили над нами наши индюки критики, а через 10 лет мы уж не будем чувствовать этого, а потому, капитан, — вперед без страха и сомненья!* Читали Вы Бабикова (или Бибикова, Санхо Белинского*) воспоминания о Гаршине* во «Всем<ирной> иллюстрации»? Какая самолюбивая, приторная, кислая, хвастливая и нетактичная мочалка! Я завидую его апломбу и наивному самомнению, завидую его дружбе с Минским и его обожанию, доходящему до дизентерии, перед полубогом Ясинским… Он счастлив и доволен!
Прощайте и будьте здравы. Михайловский не так противен, как Вы думаете*, и не так страшен чёрт, как его размалевали нервы.
Чехову Ал. П., между 18 и 24 апреля 1888
419. Ал. П. ЧЕХОВУ*
Между 18 и 24 апреля 1888 г. Москва.
Столп злобы! О, иудино окаянство!
Во-первых, ты глупо сделал, что из 13 р. не взял себе 7*; во-вторых, магазин не должен рассуждать*, а ты не должен советоваться с ним о том, пора или не пора печатать «Сумерки». Печатать их пора.
Что касается ответа М. Суворина*, то он штаны. Возвращаясь из Питера, я не нашел своей книги
Старичина обещал быть в Москве на этой неделе. Попрошу его, чтобы прогнал тебя, болвана. Ты провонял всю газету.
Неужели нельзя добиться правды в болезни А<нны> И<вановны>*? Что у нее нарыв
5 мая наш караван двигается на юг в «г. Сумы Харьк<овской> губ., усадьба А. В. Линтваревой». Мишка сегодня уехал*. На днях оканчиваю повесть* для «Сев<ерного> вестника»… С мая по сентябрь не буду писать ничего крупного. Займусь мелкой работой, по коей скучаю.
Деньги на проезд есть, а что будем кушать в Сумах про то не знаю… Буду ловить рыбу и ею питать своих престарелых родителей.
Сними штаны и высеки себя. Остаюсь недовольный тобою
Баранцевичу К. С., 20 апреля 1888
420. К. С. БАРАНЦЕВИЧУ*
20 апреля 1888 г. Москва.