доминошных героинь, как не на «светских» сборищах сильно творческих людей. До бизнес-сферы в её смешных праздничных трепыханиях ей не было никакого дела. И до Сашиных дел – у неё и свои неплохо шли. Если что – хватит обоим на такую же, как и сейчас, безбедную жизнь. Безбедную, с куда меньшими заботами, случись что-то с его конторой. «Форбс» Екатерину не интересовал – столько чёрной икры ей за текущую жизнь не съесть.
Умненькой Зинаиде Ивановне, не говоря уже о ком поглупее, и в голову бы не пришло связать сияющее грамотным гримом с экрана лицо с милой, мельком виденной, уютной домашней мордочкой жены Главаря. Рядом бы Зина, не говоря уже об остальных, не поставила бы обложку глянца с внешним видом Серой Мыши. Вот и не надо. Саша Катиных бульварных покетов на газетной бумаге стыдился. Отлично продающихся в подарочных изданиях исследований – стеснялся. И Екатерину такое положение вещей очень устраивало. Налоговая и бухгалтерия знают всё. Всем прочим во многом знании – многие печали.
Лет десять назад случилась первая внематочная. Спустя пять лет – вторая. А после немыслимого количества циклов ЭКО ещё и опухоль какую-то в матке нашли с «тенденцией к малигнизации». То есть – к озлокачествлению. Матку, разумеется, удалили. Яичники оставили. Молодая женщина, всё-таки.
Катя всё переносила даже не стоически, а с мрачным оптимизмом весёлого фаталиста. «Подумаешь, с женой не очень ладно! Подумаешь, неважно с головой! Подумаешь, ограбили в парадном! Скажи ещё спасибо, что живой…»
Да и Саша вёл себя в лучших традициях Настоящего Мужчины.
И вот, привет – к сорока пяти с головой стало совсем неважно. Причём с его, а вовсе не с Катиной.
Ребёнок – и всё!
И врачи знакомые – за такие-то мытарства обзаведёшься хорошими специалистами в ближайшем круге общения – отговаривали. Мол, посмотри, во Франции, в Германии – запрещено. Хотя среды для выращивания эмбрионов и все самые современные технологии – оттуда. В Англии и Израиле – только по предписанию суда. Зато в России – Украине – Индии, обратите, Александр Владимирович, внимание на «звукоряд», – добро пожаловать! Сырьевые державы. Животноводческие фермы, теперь и с человеческими тёлками! Зачем оно вам? Нет, нам, как зоотехникам, всё равно. Деньги – товар. Но вам-то это зачем?!
И священника мужу нашла продвинутого. Прямо психолог-виртуоз, а не священник. Всё так Сашке преподнёс, что другой бы уже свечку поставил за то, что Бог миловал.
Нет. Суррогатная мать, и баста! Тебе что, яйцеклетки жалко?
Юристов подключили. Те со своей стороны всё объяснили, мол, приоритетное право на родительство имеет суррогатная мать, хоть там сто раз генетически ваш ребёнок. Все договоры ровно до факта регистрации действительны только на бумаге.
Так теперь ещё вот – не было только этой печали, – не просто суррогатная мать, а чтобы умница, красавица, образованная, да ещё и из близкого круга знакомств.
Показал Екатерине Зину. Ну что, красивая девка. Он что, настолько глуп, что не замечает, что эта Зина его любит, как не в себе? Вот же дурак, не смотри, что самый умный! Может, как-то его ей и сплавить? И пусть делают себе детей самым что ни на есть положенным Господом способом, а её оставят в покое? В конце концов, она через свою любовь к Сашке готова переступить. Особенно ради сохранения его психического здоровья. Единственное, через что Екатерина Владиславовна была не способна переступить – так это через право собственности. Сашка – её. Если уйдёт – будет не её. Но на два дома – коммунального пользования – не будет.
И даже не это. А тот самый гипотетический ребёнок. Сто раз можно понимать, что он генетически твой. Но он же при этом рождён другой женщиной? Это как идея книги. Вот сюжет «Ревизора» считается пушкинским. Но автор кто? Правильно! Гоголь. Сто раз генетически Пушкина идея, но родил-то Гоголь! Кто сказал, что с ребёнком иначе? Ну, её она – Катина яйцеклетка. А что там, в недрах этой Зины, будет с тем эмбрионом происходить? Как он будет преформироваться? Какими «сюжетными разветвлениями» и «второстепенными линиями» обрастать? Кто-то это подсчитал? Нет. Потому что невозможно это подсчитать.
Да и ей, Кате, хорошо без ребёнка. Когда сама – это одно. А когда принесут тебе новорождённого, типа твоего, это как? Это только в книгах написано, что, увидев, вы никогда… А вдруг действительно никогда? И будет жить в доме посторонний человек. И ладно бы только в доме – посторонний человек навсегда поселится в твоей жизни, и никуда уже от него не убежишь, хоть и в нескольких домах твой ареал.
К психологу Сашку водила. К заранее сориентированному психологу. К отличному, заранее сориентированному психологу. Нет! Хочет и всё! Недаром он так в бизнесе успешен.
– Саш, ну а если я не соглашусь? Не сдам яйцеклетку для этой, прости господи, зоотехнической манипуляции. Тогда что? Бросишь меня?
– Ты так легко от меня не отделаешься! – смеясь, он целовал жену.
– Не уходи от ответа. Вот не сдам – и что? Или внезапно – вот прямо сейчас! – климакс! И что?
– Мы говорим о том, чего нет!
– Саша, есть моё горячее нежелание иметь ребёнка таким сложно-сочленённым способом. Это всё равно что закат солнца наблюдать в чьём-то рассказе. На бумаге. Хорошо иногда получается, но совсем не то, понимаешь?
– Ты – писатель. Грешишь метафорами.
Иногда слишком любить человека – не слишком-то и хорошо. Подвигает идти на уступки. Изменять себе.
Екатерина Владиславовна согласилась. Из любви к Александру Владимировичу.
Зинаида Ивановна согласилась. Из любви к Александру Владимировичу. И ещё за сумму с достаточным количеством нулей. В долларах США.
– Чем занимаешься? – спросила Катю её единственная близкая подруга.
Женщины сидели на берегу озера, в давно облюбованном ими для редких встреч ресторане.
– Пишу. Как обычно – пишу.
– А Сашка?
– Сашка готовится стать отцом нашего ребёнка.
– А ты?
– Что я? Я пишу. Или ты хочешь услышать от меня слезливую сагу, как мне тяжело видеть, как мой сияющий муж гладит живот совершенно чужой красивой женщине и сюсюкает что-то туда же. И совершенно лишился рассудка? Ты не услышишь. Ты прочитаешь в следующем романце о том, как взрослая умная женщина, лишённая возможности зачать и выносить, рыдает по ночам в подушку.
– Ты рыдаешь в подушку?
– Нет. Я пишу, как героиня рыдает в подушку. Мне достаточно. К тому же за писанину я получаю деньги. А за слёзы в подушку я получу только опухшую морду.
– Про что будет книга?
– Как обычно, любовь-морковь. Она любит его. Он любит жену. Жена любит его. Она, та, что любит его, может родить. Жена, та, что тоже его любит, не может родить. И вот он, любя жену и безумно желая ребёнка, предлагает той, что любит его, стать суррогатной матерью.
– А он знает, что она любит его и об этом знает его жена?
– Он знает. Если раньше не знал, то жена ему рассказала.
– А он?
– Что он? Он мужчина. Ему приятно, когда его любят.
– А дальше?
– Дальше малоприятные для всех процедуры. Диалоги врачей. Диалоги фигурантов. Монолог священника. Муж со снесённой крышей, приносящий самые сочные манго той, что любит его. Ну, то есть тому ребёнку – его с женой, – что у той, что любит его, в животе. У них создаётся иллюзия семьи. Точнее – у неё, у той, что любит его. Он ещё будет приносить паровозики её сыну. Её собственному сыну. У суррогатной матери уже должен быть ребёнок по существующему законодательству, в курсе?
– Ну и дальше, дальше!
– Та, что его любит и вынашивает генетически не своего ребёнка, думает, что, когда она родит, чужой муж станет её собственным. В конце концов, какая разница, чья яйцеклетка, если сперматозоид – его и,
