Ещё через полгода электричество вырубили. Ноутбук сдох со всеми моими рассказами внутри. Я выпросил пачку бумаги всё у того же головы и ручек с карандашами, где мог, настрелял.
И вот что удивительно – в поселке этом никакой паники не было, никакого мародёрства. Удивительно суровый и справедливый народ эти коренные местные и потомки ЗК.
На бумаге я начал убористо строчить их жизнеописания, всякие заметки, а когда пачка закончилась, они мне ещё бумаги добыли разнокалиберной (и тетрадной, и газетной, где чуть исписано, но ещё годится, ох, сколько же такой прежде даром извёл) и чернил сделали.
К тому же я окреп, наловчился колоть дрова и вообще многому научился. И решил я пойти. Ногами по земле. Раз уж вспомнил, как писать руками, то ногами тоже не должен был совсем разучиться ходить. Определённой цели «добраться до Москвы» у меня нет. Я хочу узнать, что в мире творится. Не потому, что меня тревожит сам факт информационной блокады, а потому, что самое интересное на этой планете всё- таки люди, а не нефть, и если они здесь, в посёлке, не закончились, хорошие и разные люди, то и в других местах тоже.
А нефть… Что нефть? Я почему-то уверен, что не она – эликсир бессмертия человеческого. Всё, что человеку нужно для бессмертия, – это он сам. Так что не стоит тратить время и силы на поиск меня. Вы себя найдите. Учитесь жить. И живите ещё! Чем красить макароны и смазывать шестерёнки, придумают. Наверняка уже придумали. Не может быть, чтобы не было такого самородка, который не обрёл себя именно в этом. Сидит себе где-то в Верхней Кукуевке или Дальней Аризоновке эдакий чародей, крутит-вертит себе вечный аппарат, превращающий воду в вино или поросячий визг в электрическую энергию, и знать не знает про демонстрации антиглобалистов. Ему-то что до этого? Если узнает, то рассмеётся, пожалуй, и скажет:
– Ну как дети малые! Из-за всякой ерунды ревут почём зря. Ну, закончилась нефть, бывает. Это моя ошибка, недоглядел. В том смысле, что, когда создал Землю, не заметил её склонности к простудным заболеваниям. Нефть она была всего лишь, простите, продуктом планетарного насморка. Теперь всем рекомендован резко здоровый образ жизни.
Вот такая вот история. Вернее – её Начало. А конца у этой истории нет. И никогда не будет.
Ну, я пошёл. За меня не беспокойтесь. Меня тут многому обучили – и зверя-птицу стрелять, и рыбу ловить, и в лесу заснеженном ночь грамотно без последствий провести, и с людьми по-человечески общаться, а не коммуницировать через средства массовой информации и любить по электронной почте. Не пропаду.
Юмористический рассказ, или кое-что о пользе курения
Мне давно хотелось написать юмористический рассказ. Не сатирический. Не саркастический. Пиров во время чумы и так хватает. Светлый, добрый и весёлый рассказ. Бессмысленный. Размышлений о смысле кругом предостаточно. Ни к чему не призывающий и ничего не символизирующий. Просто забавный случай из жизни. Интересный.
Сварив кофе и закурив, я попыталась извлечь из недр памяти подобную историю. Начала, как и положено, сначала.
В начале ваша покорная слуга пускала слюни и выполняла прочие физиологические акты, особо не задумываясь ни над глубинным смыслом бытия, ни над социальной или антисоциальной направленностью существования. Прекрасный рассказ из одного слова «Агу!». Короче, чем самый короткий рассказ Папы Хэма, а главное – более жизнерадостный. Но если я, тётка глубоко за тридцать, напишу «Агу!», вы не засмеётесь, а порекомендуете моей родне показать меня психиатру.
Детский сад, школа и вузы были подвергнуты тщательному сбору анамнеза, но результаты оказались плачевными. Всё бессмысленное и антисоциальное было неинтересно, хотя и весело. Из всего, что представляло собой хоть малейший интерес, лез в глаза социально направленный смысл.
Не стану же я утомлять мыслящего трезво читателя подробностями поведения одной из групп лечебного факультета, явившейся полным составом на занятия нетрезвыми. Да и весёлого в этой истории мало. Разве что все мои однокашники не могли выговорить одно-единственное слово «атриовентрикулярный». Это такой клапан в сердечной мышце. Присутствующий студенческий коллектив состоял из отслуживших в рядах Советской Армии особей мужского пола и одной-единственной девушки – вчерашней школьницы. Ныне вашей покорной рассказчицы. Эмма Вячеславовна вызывала к доске строго по журналу. Я и рада была бы спасти ситуацию, оставаясь единственной, кто ещё на это способен, но моя девичья фамилия, как и теперешняя, начиналась далеко не на первую букву алфавита. Когда очередь наконец дошла до меня, преподавательница уже билась в истерике от злости. Я – в истерике от смеха. Закончилось всё рапортом в деканат.
Одна сплошная мораль. Нельзя, мол, являться на занятия во хмелю и доводить до истерического припадка старую деву – преподавательницу физиологии. «Пьющий студент успевает хуже, чем непьющий!»
Или вот ещё. Расскажи я, к примеру, как Толик Кравченко, получив стипендию, решил отпраздновать со вкусом окончание двухнедельного студенческого голода. Купил отборной баранины, правильного риса, жёлтой морковки, крупного лука и приготовил шикарный плов. А мы, напившись на вечеринке по соседству, стащили с кухни ничейный, как нам показалось, казан. И, вырывая его друг у друга, посыпали кулинарным шедевром полы чуть ли не на всех этажах общаги. Толик был крайне недоволен. Мы стоически хранили молчание. Страх перевесил порядочность. Толик был накачан и суров.
Опять не то! Чего весёлого в таком вопиющем хулиганстве? Анатолий Петрович, к слову, стал хирургом. Оставаясь очень суровым таким и накачанным. Пациенты (особенно пациентки) обожают его за интеллект, руки, серьёзный подход. И красивую фигуру. Тягая штангу и колотя грушу, он порой с тоской вспоминает о голодном студенчестве, потому как Тоха склонен к полноте, но продуктами его холодильник всегда полон и с кухни собственного дома уже никто ничего не крадёт.
Не подошло бы, полагаю, и весёлое приключение Вовочки Шевченко, проигравшего в шахматном турнире туфли. После чего в трамвае он, будучи весьма и весьма навеселе, демонстрировал контролёру умение обособленно шевелить мизинцами на ногах.
Снова! Проезд без билета не одобрила бы всемирная лига кондукторов и контролёров, если таковая имеется. А не имеется – всё равно! Не одобрила бы общественность! Азартные игры. Проезд в общественном транспорте в нетрезвом виде. Позже Вовка стал детским кардиологом. Детишки обожают Владимира Николаевича за доброту, мягкость, искренность и весёлый нрав.
Ужасная, леденящая душу история о тунеядстве и грязном, циничном использовании гендерных преимуществ в личных целях не прошла бы однозначно. Будучи на первом курсе, я возжелала студенческой романтики и отправилась в колхоз назло справкам от маминых знакомых врачей. Поскольку в группе я была единственной девицей, наши своеобразные, но всё-таки джентльмены, выбрали меня звеньевой. Работали мы на подряд. Они работали. Причём как «папы Карлы». Я же восседала (и большую часть времени даже возлежала) на подиуме из ящиков. Когда они заканчивали убирать очередное поле помидоров, перцев или баклажанов, Вадим Коротков и Стасик Заболотный просто перетаскивали меня, на манер древнеримской патрицианки, не снимая с ящиков, на другой плацдарм. Во время обеда на полевом стане вылавливали мне лучшие куски мяса, отрезали любимые мною горбушки от свежего чёрного хлеба и добывали для меня где-то болгарские сигареты. В результате чего я загорела ровнее и красивее, чем на морском курорте, поправилась на несколько килограммов, стала курильщицей «в системе» и больше всех… заработала! Поскольку зарплата звеньевой начислялась по средней заработной плате бригады плюс проценты за вредность руководящей работы. Хотя в реальности всем процессом железной рукой руководил сельский парень Коротков, старший сержант, свежеуволенный из рядов СА. Ныне он майор запаса медицинской службы и успешный городской житель, владеющий сетью стоматологических кабинетов. Да-да, лечебный факультет. Вадим Владимирович владеет. Врачи его обожают за то, что он – прирождённый руководитель, способный учесть все нужды как пациентов, так и сотрудников к обоюдному благу всех участников процесса.
