драме я не люблю на тебя смотреть.
— Что ж ты говоришь?! Ты, ду́ша, никогда не бываешь на драмах!
— Не бываю… Зачем? За свои деньги и себя же мучить! Драм много и в жизни.
Начинается умный разговор. Ремонтер несет чепуху. С драм переходим к вреду табака. Ремонтер жалуется на кашель и обвиняет табак. Сестрица тарантит. Эпизод: сестрица пошла за табаком, спотыкнулась и рассыпала табак на пол. Мне смешно, но смеяться неловко.
Наконец, входит лакей и подает Наде письмо в каком-то необыкновенном, социально- демократическом конверте. По конверту узнаю, что письмо от радикалки Машеньки. Надя нервно распечатывает письмо и читает вслух:
«Если это для Вас, то я согласна. Но ведь Вы, кажется, сами хотели играть Репину? Сегодня прочту пьесу, завтра дам ответ».
В первой фразе письма шпилька Суворину, во второй шпилька самой Наде.
Раскланиваюсь и ухожу. Итак, завтра я получу ответ, который и пошлю Вам. Бабы ненавидят друг друга и интригуют вовсю. Понять их трудно, но у меня есть Ленский, который рад взорвать на воздух всех актрис, кроме Ермоловой. Он знает все завязки и развязки интриг и угадывает их быстро. Он будет руководить мною в потемках (если это понадобится). По его мнению, Татьяну Репину Ермолова рано или поздно играть будет, но что пьеса теперь едва ли пойдет — бабы напутали много, трудно распутать.
Я забыл у себя на столе корректуру своего рассказа*, который начинается с VII главы. Найдите его, голубчик, и пришлите с пьесами. Я хочу продолжать его.
Бабы хитры. На их телеграммы и письма, буде получите, не отвечайте без моего ведома, иначе мы с Вами рискуем запеть из разных опер. Свое полномочие я свел только к одной фразе: «Что прикажете телеграфировать Суворину?» Остальное я считаю излишним. Так и знайте, что, кроме этой фразы, я ничего больше не буду говорить. Пусть бабы сами выпутываются.
А Крылов, оказывается, спас «Татьяну»! Если бы он не поспешил продать свою пьесу Коршу, то разговоров о «Татьяне» уже не было бы.
Кланяюсь Анне Ивановне, Насте, Боре и всем Вашим домочадцам. Будьте здоровы.
«Иванов»
Суворину А. С., 19 декабря 1888*
553. А. С. СУВОРИНУ
19 декабря 1888 г. Москва.
Посылаю это письмо вслед за срочной телеграммой*. Я опять получил письмо от Никулиной*. Она прислала за мной лошадь. Чтобы поддержать Ваш престиж, я заставил кучера ждать меня 20 минут и мерзнуть. Лошадь хорошая, дом у Никулиной собственный, из чего я заключаю, что актрисам живется гораздо легче и удобнее, чем драматургам Чехову и Щеглову.
Никулина встретила меня радостной вестью, что Машенька согласилась играть Репину. Мы сели за стол и составили такую афишу: Репина — Ермолова. Кокошкина — Никулина. Оленина — Лешковская. Адашев — Ленский. Матвеев — Макшеев.
Гореву нужно участвовать в бенефисе Никулиной. Он хочет Адашева, я предлагаю ему Сабинина. От Сабинина он, по словам Никулиной, отказывается, о чем нельзя не пожалеть. Он очень приличен, играет нервно, одевается вкусно. Если он будет продолжать фордыбачиться, то Сабинина сыграет Южин. Так я и написал: Горев или Южин. В письме ко мне Вы напишите, что Вы очень бы желали, чтобы Сабинина играл Горев, но что если это нельзя и проч. Горев в Сабинине будет
Своего «Болванова» я кончил и посылаю одновременно с этим письмом. Надоел он мне, как Щеглов актерам. Коли есть охота, прочтите, а коли нет, сейчас же пошлите Потехину. Я обещал выслать ему пьесу к 22 декабря. Послал ему письмо*, где подчеркнул этот срок. Я ни одним словом не заикнулся о постановке и не буду заикаться. Вы им ничего не говорите. Буду делать вид, что я не нуждаюсь ни в славе, ни в деньгах. Теперь мой г. Иванов много понятнее. Финал меня совсем не удовлетворяет (кроме выстрела, всё вяло), но утешаюсь тем, что форма его еще не окончательная. Если захотят поставить и спросят, кому кого играть, то вот им моя воля нерушимая: Иванов — Давыдов. Сарра — Савина. Шабельский — Свободин. Львов — Сазонов. Лебедев — Варламов. Саша — Ваш выбор.
Сей список можете сообщить Потехину хоть и теперь, дабы наш общий друг Давыдов не забежал зайцем вперед и не напутал. Отдаю Иванова Давыдову — иначе нельзя: Давыдов эту роль играл в Москве*. Сазонов, Свободин и Варламов будут играть хорошо, так хорошо, что сотрут Давыденьку и отучат его браться за драму. Видите, какие у меня тонкие замыслы!
Григорович говорил Вам, что я стал горд и возвышаюсь. Не потому ли это, что моего «Медведя» играют у министров?* Я рад был бы гордиться, да не знаю чем и перед кем. Если я не бываю у великих мира сего и у приятелей, то это не гордость, а просто лень… Если б я жил в Петербурге, то видался бы со всеми своими петербургскими знакомыми не чаще, чем теперь.
Бенефис Никулиной назначен на 11 января; если же не успеют срепетовать, то на 17-е. Приезжайте к 17-му. В сей день, его же сотвори господь, я именинник.
Не находите ли, что с пьесами я справляюсь очень быстро? Едва коснулся пальцем к «Иванову», как он уж и готов. Надо в Крыловы поступить.
Щеглов прислал мне программу: длинный список своих пьес*, комментарии к ним и просьба походатайствовать у Корша за «Театрального воробья» и прочих зверей его изделия. Не пригласить ли к нему Мержеевского?* Милый человек, добрый и не хитрый. Страдает чёрт знает из-за чего. Жалко.
Пьесы надо писать скверно и нагло.
Житель прислал мне свою книжку*. Я просил его об этом. Хочу прочесть его в массе. Мне кажется, что его время еще не пришло. Может случиться, что он станет модным человеком.
Даю Вам слово, что такие умственные и поганые пьесы, как «Иванов», я больше писать не буду. Если «Иванов» не пойдет, то я не удивлюсь и никого в интригах и в подвохах обвинять не буду.
Первый акт Вашей «Репиной» сделан так странно, что я совсем сбился с панталыку. На репетиции этот акт мне казался скучным и неумело сделанным, а теперь я понимаю, что иначе делать пьесы нельзя, и понимаю успех этого акта. После «Татьяны» моя пьеса представляется мне бонбоньерочной, хотя я до сих пор не уяснил себе, хороша Ваша пьеса или же нет. В архитектуре ее есть что-то такое, чего я не понимаю…
Рассохину я отдам пьесу на комиссию. Зачем его баловать? Он уж и так избалован. Дадим ему 40% — и будет с него. Выручку в пользу «Общества вспомоществования сценическим деятелям». Так я ему и скажу.