l:href='#t_pi3311_2489'>*. Новых порядков не ждите. До тех пор не ждите этих порядков, пока в Обществе будут больше всех говорить и протестовать те, кто меньше всего заинтересован в делах Общества. Посылаю Вам маленькую глупость*, направленную против бунтарей, которые, если им дать волю, ухлопают Общество. Коли годится, напечатайте ее вместо субботника или как хотите, а коли не годится, то я пошлю ее в «Пет<ербургскую> газ<ету>».
Получил я вчера от Алексея Алексеевича из Курска «бюллетень весны»* с такой, между прочим, фразой: «теплота, свежесть и ласковость в воздухе…»
Не имея возможности писать роман, начал от скуки «Лешего». Выходит скучища вроде «Натана Мудрого»*. Все-таки уверяю Вас, что рано или поздно я сдеру с дирекции 5–6 тысяч в один сезон. Ах, как надменно я тогда буду смотреть на Вас!
Вашу «Татьяну» дают в Москве с изменениями. Так, Медведева не появляется в III акте*.
Не жениться ли мне? Или не уехать ли врачом на пароходе Добровольного флота?
Поговорите с Щегловым насчет убийства Бунаковым девицы Шаршавиной*. Интересное дело, и фельетоны будут интересные. Щеглов мне не пишет. Очевидно, сердится за «Журавля в небе»*.
Будьте здоровы.
Непременный член по драматическим делам присутствия
Шехтелю Ф. О., 19 апреля 1889*
637. Ф. О. ШЕХТЕЛЮ
19 апреля 1889 г. Москва.
Милый Франц Осипович! Буде Вы не переменили своего намерения повидаться с Николкой, то ведайте, что в субботу на этой неделе он и я уезжаем* на юг.
Теперь он ходит по комнатам. Тиф давно уже прошел, но легкие шалят по-прежнему.
Будьте здоровехоньки. Не встретимся ли мы с Вами на Кавказе? Я буду там в июне-июле.
Здесь.
Тверская, д. Пороховщикова
Его высокоблагородию
Францу Осиповичу Шехтель.
Оболонскому Н. Н., 20 апреля 1889*
638. Н. Н. ОБОЛОНСКОМУ
20 апреля 1889 г. Москва.
Милый Николай Николаевич, Суворина легче всего застать в 2–3 часа пополудни и после 6 вечера.
Желаю Вам всего хорошего.
Баранцевичу К. С., 22 апреля 1889*
639. К. С. БАРАНЦЕВИЧУ
22 апреля 1889 г. Москва.
Милый коллега! завтра я еду на дачу. Адрес прошлогодний, т. е. Сумы, усадьба Линтваревой. По получении сего письма немедленно поезжайте в правление Вашей конно-лошадиной дороги и берите там отпуск. Вас ждут раки. Политико-эконом Воронцов уже живет на Луке и потирает руки в ожидании, когда он разобьет Вас в пух и в прах в литературном споре. Я тоже жду в надежде, что Вы проживете у меня недельки 3–4, попьянствуете со мной и опять дадите мне случай проводить Вас на вокзал и пережить прекраснейшее и оригинальнейшее утро, что Вы забудете у меня брюки и дадите мне возможность… впрочем, я надоел Вам. Ждут все, короче говоря. Если не приедете, то поступите так
Быть может, Вам не хочется ехать ко мне? В таком случае я прошу жертвы. Будьте жертвою великой идеи. А моя идея — создать климатическую станцию для пишущей братии.
Я нанял у Линтваревых два флигеля. Тесно не будет. Насчет того, что Вы стесните нас, не может быть и речи. Из всех наших гостей Вы и Плещеев были самыми покойными и удобными гостями.
Прощайте, голубчик, и не забывайте нас грешных. Привет мой Вашей жене, гусикам и утикам.
Был ли у Вас Е. М. Линтварев и передал ли он Вам «В сумерках»?
Жму руку и пребываю душевно преданным, желающим всего хорошего, уважающим
Суворину А. С., 22 апреля 1889*
640. А. С. СУВОРИНУ
22 апреля 1889 г. Москва.
Дорогой Алексей Сергеевич, завтра, в воскресенье, я еду с художником к югу. Мой адрес прошлогодний:
Посылаю Вам водевиль*, который, если он годен, не печатайте раньше мая.
Так как меня ожидает скучища, то будьте добрым человеком, сжальтесь и пишите мне из Тироля о всякой веселой всячине, а я обещаю Вам во всё лето ничего не писать о скуке. Буду писать только о том, что может показаться интересным в каком-либо отношении.
Деньги у меня плывут со скоростью окуня, которого укусила за хвост щука. Трачу без конца и не знаю, когда кончу тратить. Отсюда мораль: надо работать для денег.