в саунах. Его тенью. Его вторым «я». И она ли была в этом тандеме вторым? И надо же было «морской свинке» достать её настолько, что однажды Лена бросила ей фразу из какой-то дурацкой американской комедии:
– Твоё эго выписывает чеки, которые твоё тело не в состоянии оплатить.
Ниязова устроила Шефу истерику и была уво… Пардон, уволилась по собственному желанию и уехала работать в далёкие субсахариальные африканские края. Говорят, там перенесла жутчайшее не то несварение желудка, не то слишком экзотический гельминтоз и вернулась на кафедру тише воды ниже травы по окончании срока контракта. По протекции Шефа ещё раз попробовала потрудиться на благо общественно-полезной медицины в Восточной Европе, но не смогла. Тамошнее молодое и честолюбивое руководство не переносило чужих, ничем не подкреплённых амбиций. Ниязова вернулась на кафедру навсегда. Чтобы больше уже никогда не прыгнуть выше чьей-нибудь головы. Её сахарный диабет и её гестозы были исчерпаны. Руками, в отличие от молодого профессора Кручининой, немолодая уже профессор Ниязова ничего не умела. Кажется, она потихоньку превращалась в некое подобие Любовь Захаровны. Подобие более скандальное и обидчивое. Ниязову заперли в удельных стенах той самой клинической базы с вечной Антониной Павловной, и самым большим её счастьем, замешенным на страшной горечи нереализованности, были раритетные визиты Шефа. А самую страшную ярость вызывали нечастые наезды Елены Кручининой. Кажется, иногда та приезжала на подаренном Алексеем Николаевичем белом «Мерседесе» в том числе потому, что получала своё девичье удовольствие при виде корчащейся в углу клетки «морской свинки».
Шеф юридически остался при жене Наташке, хотя львиная доля его времени – фактически – приходилась на Ленку. Был ли этот тандем любовью? Сотрудничеством? Нереализованным отцовством или тёплыми дочерними чувствами? Всем перечисленным? Procul dubio.[26] Но важнее, что для них это был единый мodus operandi.[27] Алексей Николаевич Безымянный и Елена Геннадьевна Кручинина воистину были соратниками.
И она носила жемчуг, подаренный им.
Доктор медицинских наук, профессор, заслуженный деятель науки и техники РФ, действительный член Академии наук Былинский Александр Алексеевич («Бобыль»)
Мефистофель
– Ступай, чудак, про гений свой трубя!
Что б стало с важностью твоей бахвальской,
Когда б ты знал: нет мысли мало-мальской,
Которой бы не знали до тебя!
Разлившиеся реки входят в русло.
Тебе перебеситься суждено.
В конце концов, как ни бродило б сусло,
В итоге получается вино.
– На ваших лицах холода печать,
Я равнодушье вам прощаю, дети:
Чёрт старше вас, и, чтоб его понять,
Должны пожить вы столько же на свете.
* * *
Жизнь человека Александра Алексеевича Былинского заслуживает отдельного романа, как и любая другая жизнь. Жизнь учёного Александра Алексеевича Былинского заслуживает нескольких строк и мыслей. Кто он такой – этот
Свершивший ряд немаловажных уточнений в медицинской науке – в её акушерско-гинекологической части. Не открытий. А именно немаловажных уточнений. Разработавший целую серию усовершенствованных протоколов лечения. Не открывший медикаментозные схемы, нет. Именно разработавший серию усовершенствований. Для него почти не было тайн в диагностике состояний внутриутробного плода и новорождённого. Последнее особенно удивительно, да? Ведь он был самым что ни на есть акушером- гинекологом, а вовсе не неонатологом. В меру честолюбивый, в меру – корыстолюбивый. Если что давали – не отказывался. Но никогда ничего у мира не вырывал, не требовал и не выпрашивал. Слишком «в белом», чтобы цель, пусть даже и благородная, оправдывала средства. Слишком человек, чтобы быть причисленным к лику святых. Прекрасный хирург, поэтому «на жизнь» всегда хватало. Пока работал. Не слишком лёгкий характер, поэтому жены и детей, во всяком случае задокументированных, не заимел. Была какая-то некрасивая история с молоденькой девочкой, уже «на закате», но толком никто ничего сказать не мог. Молоденькие девочки тоже разные бывают, так что слово было против слова, а на генетическую экспертизу ребёнка, якобы от Былинского, девочка не согласилась, что само по себе уже свидетельство.
Из множества и множества кафедральных профессоров – но не в ряду, потому что прежде заведовал своей, а после лишь консультировал – он к настоящему моменту был самым виртуозным оператором, но уже уставал. Несмотря на опасение уз брака и отсутствие личного потомства, очень любил некоторых своих учеников. Особенно говорить с ними. Потому и ходили они к нему с бутылкой хорошего коньяка, со своими сомнениями, со своими диссертационными работами и со всем остальным, плохим, хорошим и разным. Но на «переночевать» рассчитывать не приходилось.
Основная заслуга Былинского перед «прогрессивным человечеством» состоит в том, что именно он создал науку перинатологию. Стоял у истоков. Восклицательный знак.
Ну, не то чтобы создал – науки не создают. Науки следуют за созданиями. Создания стоят у истоков, а