Мой одесский язык

узнаешь, идущую мимо…
Сосны за окнами – в чёрном оперенье,
Собаки за окнами – клочьями дыма.
Всё, что осталось!
Хватит! Довольно!
Кровь моя, что ли, не ходит в теле?
Уши мои, что ли, не слышат вольно?
Пальцы мои, что ли, окостенели?..
Видно и слышно: над прорвою медвежьей
Звёзды вырастают с кулак размером!
Буря от Волги, от низких побережий
Чёрные деревья гонит карьером…
Вот уже по стёклам двинуло дыханье
Ветра, и стужи, и каторжной погоды…
Вот закачались, загикали в тумане
Чёрные травы, как чёрные воды…
И по этим водам, по злому вою,
Крыльями крыльца раздвигая сосны.
Сруб начинает двигаться в прибое,
Круглом и долгом, как гром колёсный…
Словно корабельные пылают знаки,
Стёкла, налитые горячей жёлчью,
Следом, упираясь, тащатся собаки,
Лязгая цепями, скуля по-волчьи…
Лопнул частокол, разлетевшись пеной…
Двор позади… И на просеку разом
Сруб вылетает! Бревенчатые стены
Ночь озирают горячим глазом.
Прямо по болотам, гоняя уток,
Прямо по лесам, глухарей пугая,
Дом пролетает, разбивая круто
Камни и кочки и пни подгибая…
Это черноморская ночь в уборе
Вологодских звёзд – золотых баранок;
Это расступается Чёрное море
Чёрных сосен и чёрного тумана!..
Это летит по оврагам и скатам
Крыша с откинутой назад трубою,
Так что дым кнутом языкатым
Хлещет по стволам и по хвойному прибою.
Это, стремглав, наудачу, в прорубь,
Это, деревянные вздувая рёбра,
В гору вылетая, гремя под гору,
Дом пролетает тропой недоброй…
Хватит! Довольно! Стой!
На разгоне
Трудно удержаться! Ещё по краю
Низкого забора ветвей погоня,
Искры от напора ещё играют,
Ветер от разбега ещё не сгинул,
Звёзды ещё рвутся в порыве гонок…
Хватит! Довольно! Стой!
На перину
Падает откинутый толчком ребёнок…
Только за оконницей проходят росы,
Сосны кивают синим опереньем.
Вот они, сбитые из брёвен и тёса,
Дом мой и стол мой: моё вдохновенье!
Прочно установлена косая хвоя,
Врыт частокол, и собака стала.
– Милая! Где же мы?
– Дома, под Москвою;
Десять минут ходьбы от вокзала…

Выделено мною.

,

Примечания

1

Из книги Валерия Смирнова «Таки да большой полутолковый словарь одесского языка».

2

Из личных записных книжек Татьяны Соломатиной, нашедшей способ борьбы с тем, что она никогда не успевает вставить ни слова в застольные одесские беседы.

3

Из всё того же «Таки да большой полутолковый словарь одесского языка» Валерия Смирнова. Впрочем, выражение «на полном серьёзе» уже давно не нуждается в переводе и из одесского стало вполне себе общерусским.

4

Исторически улица носила название «Полицейская». Уж не знаю, почему улице Розочки (Розы Люксембург) не вернули историческое название, но факт остаётся фактом: в середине девяностых двадцатого улицу переименовали в улицу И. Бунина. Одесситы очень любят Бунина. Но не того, который Яков Бунин и в конце девятнадцатого века начальствовал в полицейском управлении (и, по свидетельствам современников, был форменным придурком), а именно первого русского лауреата Нобелевской премии по литературе, Ивана Алексеевича Бунина. Видимо, чтобы даже памяти о Я. Бунине не осталось, улицу стали называть улицей И. Бунина, как и было написано на табличках. А позже точку, извините, дождями смыло. Да и фонетика обязывает…

5

Ученик, подмастерье.

6

Работник «собаколовки».

7

Крупная неприятность.

8

И. Бунин, «Окаянные дни», «Одесса 1919».

9

Несмышлёныша.

10

Из «Одесской главы» «Евгения Онегина». А.С. Пушкин.

11

В данном контексте – «большая умница».

12

Полный аут и на любой вкус по потребности. Полное кю, короче. Спасайте меня, кто может!

13

«Одесская глава» «Евгения Онегина», А.С. Пушкин.

14

«Одесская глава» «Евгения Онегина», А.С. Пушкин.

15

Издавалась под названием «Вергилиева Энеида, на малоросский язык переложенная И. Котляревским». Первое полное издание – 1842 год, Харьков, посмертное.

16

«Действительно», Михаил Жванецкий.

17

Редактор наказала расшифровать. Но я сказала, что наши люди читают Ильфа и Петрова! И объяснять им, кто такая Хина Члек – страшная греховная гордыня. Я бы и про Пушкина никаких сносок не делала, и про Котляревского, если бы не редактор.