– Да.
– Кто-нибудь, кроме меня, в курсе?
– Отец… теоретически.
– Что значит «теоретически»?
– Мне срочно нужно было вернуться – он не отпускал, и…
– Сбежала?
– Да.
– Не буду расспрашивать, как ты добралась за сутки без денег, без билетов, которые в сезон хрен достанешь, и… Это потом, – Макс подходит к столу и отпивает чая из моей чашки. – Раз ты у меня, значит, либо я и есть причина твоего скоропалительного возвращения, что маловероятно, либо тебе просто некуда податься, так?
– Так.
– Что из этого?
– Первое… Маловероятное.
– Та-ак. Чувство юмора есть – значит, мы не из тех, от кого Бог отвернётся в первую очередь. В связи с этим предлагаю чувствовать себя более уверенно и начать рассказывать всё по порядку.
Я просто обожаю, когда Макс так разговаривает!
– Не знаю, с чего начать… – уверенность, она, знаете ли, не приходит моментально, как по мановению волшебной палочки. Или даже после успокаивающих слов единственно близкого человека.
– Начни с главного, как всегда. Или с чего придётся. Хочешь, подумай минутку – обычно помогает. А я пока закурю и попользуюсь твоим чаем, не возражаешь, Принцесса?
Это был хороший совет. Но я им не воспользовалась. И тут же начала с чего пришлось:
– Ты называешь меня «принцессой», потому что тебе просто приятно думать о той, – я ткнула пальцем в папирус под стеклом, – что «первой переступит порог этого дома»? Прости, Серёга рассказывал за столом, а я просто посмотрела, врал или нет…
Из кухни слышен телефонный звонок. Спустя несколько секунд раздаётся негромкий стук в дверь и голос Михаила Афанасьевича:
– Макс, тебя.
– Чёрт бы их всех подрал! Сейчас, – ставит чашку обратно на стол. – Никуда не уходи,
Принцесса
Он возвращается минут через пять. Берёт пепельницу со стола, закуривает, садится на кушетку и зажигает торшер.
Проходит пара минут.
– Что-то случилось?
– У меня?! Ты смеёшься?! Хотя… Да. Ты права. Похоже, теперь и у меня, – он глубоко затягивается, пристально смотрит мне прямо в глаза и улыбается. – Боря звонил.
– Тебе?
– Да уж. В чутье ему не откажешь. Сказал, что пока больше никому. Впрочем, может, и не так. Ты же знаешь – любит покрасоваться…
– Что сказал?
– Это не важно, в данной ситуации – когда он там, а ты здесь. Точнее, лишь потому, что ты ЗДЕСЬ… Дай-ка мне чайку… Спасибо. Если коротко, то я обещал перезвонить через сорок минут. Он будет ждать на почте – договорился там как-то. Мать не в курсе. Это всё, что тебе нужно знать пока. Уложишься?
– Постараюсь.
– Может, тогда попробуешь более конструктивное начало?
Если бы он не смотрел, как бы это сказать… бережно?.. Да. Наверное, так. Не улыбался и не был бы спокоен, как пустыня на закате, я бы умерла. Потеряла бы
– Ладно… Только я прошу тебя, представь хотя бы на полчаса, что волшебные силы напрочь лишили меня чувства юмора, воображения и всего прочего, чем человек априори вызывает подозрения у других людей.
– Зная тебя много лет – задачка не из лёгких!
– Я действительно очень тебя прошу. Если ты, конечно, хочешь знать меня ЕЩЁ много-много лет! – кажется, голос у меня срывается.
– Всё-всё. Не волнуйся. Тебе не нужно уговаривать меня тебе верить. Сам факт твоего невообразимого побега – лучшее подтверждение всему тому, что я услышу. Рассказывай.
– Значит, так. Конструктивно так конструктивно… – я достала из сумки половинки шаров, два «свитка» и положила на стол. – Вот. Эти штуки попали ко мне весьма странным образом… И в такой момент… Господи, как же это сказать?!. В общем… два дня назад я… умерла. Утонула… Но при этом как бы воскресла. Правда, тогда всё выглядело иначе… И благодарить, как я думаю, нужно не духов и богов, а непонятные свойства времени и способность как минимум одного из этих бывших шаров использовать эти свойства. И ещё… себя. Но не ту себя, что сейчас разговаривает с тобой, а ту, что всё это предвидела, подготовила и… Но неважно сейчас. Короче, воскреснув, я обнаружила у себя под носом эту кибернетическую матрёшку с письмами себе от себя! Вроде как из будущего… Фуф! Если коротко, то это всё. Чтобы понять – ты сам должен прочитать. Ты всегда говорил: «Изложи факты, а с остальным следователь сам разберётся»… Только давай ты сядешь за стол, а я прилягу на кушетку. Повернусь спиной, и как будто меня нет, ладно? А то, знаешь, это всё… Не страшно. Нет. Просто настолько необычно, что вроде бы даже и страшно. Но это не обычный страх. Это как во сне… Но другого сна нет. И яви нет. Так что сравнить не с чем. Это сон, который, получается, создала я сама, и он размером со вселенную. А что можно сделать со вселенной? Она же, блин, бесконечна! Можно, конечно, попробовать вывернуть наизнанку… Но это трудно – выворачивать наизнанку что-то, к чему не знаешь даже с какой стороны подступиться. Потому что это можно сделать, только вывернув наизнанку собственное сердце. А я ещё не совсем привыкла начинать жизнь каждую секунду сначала. Но я привыкну. Обещаю. Ты же знаешь – я быстро учусь. И тогда мы вместе будем читать и говорить об этом… И смеяться, и плакать. И возможно даже через те самые двадцать лет мы узнаем, почему и как, и может быть даже наконец отправимся в путешествие в ту прекрасную Голубую Долину… Всё это – возможно. Я вижу! Потому что… Потому что нет конструктивного и неконструктивного. Всё конструктивно!.. Не хочу даже вдумываться в смысл этого слова! Это ужасно!.. Стоит только на секунду задуматься, что я могла пройти мимо. Молча пройти мимо, осознавая, но не понимая. Не принимая и не являя себе и миру то, о чём следовало бы кричать прямо в Млечный Путь! Пройти и так никогда и не сказать тебе, что
люблю
…Спать на кушетке – это, я вам доложу, то ещё удовольствие.
Но это когда спишь. Или пытаешься заснуть.
Я же хочу совсем другого. Исчезнуть, раствориться. Без мыслей, без сознания. Выключиться. Чтобы потом включили, а уже всё позади. Меня поят горячим молоком с овсяным печеньем. Мною гордятся и всё знают. Не так, как им могло бы показаться, а по-настоящему – так, как знаю теперь я сама. И Макс держит меня за руки. И я знаю – так будет всегда. И огромный орёл несёт нас над Голубой Долиной…
Боже, как я хочу выключиться! Но сорок минут, сорок минут… Успеет ли прочитать, понять, осмыслить… Принять решение?
Я чувствую себя царицей Персии – и последней трактирной шлюхой. Мерлином, зачарованным мудростью богов, – и неофитом, возводящим чтение молитвослова в ранг катарсиса. Я обнимаю весь мир – и таюсь незримой пылинкой на просторах Казахских степей… Я так хочу потеряться и найтись. Я так хочу этого, что… у меня получается!
… – Вставай, соня, – чья-то тяжёлая тёплая рука лежит на моём лице, и большой палец гладит переносицу. Я открываю глаза, сажусь, и мои ладони тут же оказываются в руках Макса. Он сидит на краю кушетки. – Выспалась, путешественница?
– А молоко… тёплое молоко?
– На столе.
