Утром папа и мама были обычными Викиными папой и мамой. Они что-то за утренним кофе дружелюбно планировали на день и радостно сказали ей хором: «Доброе утро!», а папа ещё и обнял, и поцеловал, и пошутил, и щёлкнул по носу. Вика не заметила, какое у папы на самом деле настроение. Всё- таки он долгие годы был помполитом, а актёрскому мастерству иных комиссаров позавидовала бы и сама Комиссаржевская. Вика не заметила маминых припухших век. Всё-таки Викина мама долгие годы была гримёром. Отменным гримёром, расставаться с которым и примы, и премьеры, и труппа не хотели даже на гастролях. Особенно на гастролях.
Подружка-с-первого-класса, с самого начала до самого конца лета мотавшаяся то в Прибалтику, то в Крым, то на Каспий, была очень удивлена, увидав Вику первого сентября в школе.
– Ты же хотела поступать в театральный техникум! – воскликнула она.
– Папа решил, что я должна получить высшее образование.
– Ну, тоже дело, – согласилась подружка-с-первого-класса. – Высшее образование ещё никому не вредило. И хотя тебя совершенно не интересует, что там на самом деле происходит в ядре Земли или калиево-натриевом насосе живых организмов, но ты отлично решаешь примеры. Одна я, как дура, иногда получаю по алгебре и геометрии трояки, – насупилась подружка-с-первого-класса.
– Это потому что ты умнее Ирины Теодоровны, – успокоила её Вика.
– Правда?! – обрадовалась подружка-с-первого-класса.
– Конечно! Это же всем понятно. Когда ты ей задаёшь вопросы типа: «А почему надо решать вот так? Смотрите, я решила по-другому!» – или выскакиваешь к доске и начинаешь доказывать теорему этого…
– Ферма. Теорему Ферма.
– Да. Так она так сразу тычет пальцем в свои запотевшие очки и покрывается такими красными пятнами, что всем сразу ясно, что ты умнее её.
– Отлично! Но тогда она мне должна ставить не тройки, а шестёрки или даже десятки! – рассмеялась подружка-с-первого-класса.
– Ну, она же ставит тебе в итоге пятёрки.
– Ага. После того, как её вызывает директриса, – хихикнула Викина подружка-с-первого-класса. – Правда, потом директриса вызывает меня и орёт, чтобы я не издевалась над бедной Ириной Теодоровной, потому что ум человеку дан не для того, чтобы над кем-то издеваться, – вздохнула Викина подружка-с- первого-класса. – Но я же не над кем-то, а именно над Ириной Теодоровной, а над ней умный человек просто-таки не может не издеваться! Начну-ка я учебный год Ирины Теодоровны с доказательства аксиомы о параллельных! – снова хихикнула Викина подружка-с-первого-класса.
– А что, нам что-то задавали на лето?
– По геометрии? Смеёшься? Нет, конечно. На лето, как обычно, только список чтения для дебилов, включающий то, что умными людьми прочитано ещё в третьем классе. А что касается аксиомы о параллельных прямых, то её невозможно доказать. Вот и помучаем пятнистую очкастую кобру Ирину Теодоровну!
– Аксиому не надо доказывать. Аксиома верна только потому, что она аксиома. Доказывать надо только теорему. Такие правила.
– Вот! Вот то, о чём я говорю! – вскинула указательный палец вверх Викина подружка-с-первого-класса, хотя ни про какое «то» она не говорила сейчас.
– О чём ты говоришь? – спросила её Вика несколько удивлённо.
– О том, что тебя не интересует то, что на самом деле происходит в ядре Земли или в калиево- натриевом насосе живых организмов. И ты веришь какой-то дурацкой аксиоме лишь на том основании, что в каком-то дурацком учебнике написано, что аксиому не надо доказывать, потому что она, видите ли, аксиома. Почему я должна верить в верность чьих-то чужих аксиом?
– Ну не знаю! – пожала плечами Вика и посмотрела на подружку-с-первого-класса, как обычно в последние пару лет – снизу вверх. Разве что чуть более внимательно, чем обычно. – Учебники тоже неглупые люди пишут.
– А если неглупые люди скажут тебе кинуться в колодец вниз головой, побежишь исполнять? – прищурилась подружка-с-первого-класса на Вику. – Ну, неглупый же человек сказал кинуться Вике головой в колодец! Разумеется, Вика немедленно должна нестись к колодцу и уже начинать кидаться в него вниз головой.
– Чего ты заводишься? – миролюбиво сказала Вика подружке-с-первого-класса.
– Я не завожусь! – почти прокричала подружка-с-первого-класса. – Просто жутко бесит! Вот смотри, – начала она уже на тон ниже, – в учебнике написано, что древние индийцы представляли себе Землю в виде плоскости, лежащей на спинах слонов, стоящих на гигантской черепахе.
– И что?
– И то! С какого, скажи, перепугу авторы учебника или, там, энциклопедии, решили, что древние индийцы именно так представляли себе Землю?
– Ну, наверное, археологи или историки нашли какие-то рисунки. И какие-то записи.
– «И что?» – спрошу теперь я тебя.
– И вот на основании этих рисунков и записей пришли к выводу, что древние индийцы представляли себе Землю в виде плоскости, лежащей на спинах слонов, стоящих на гигантской черепахе.
– Да-да, это так умно – на основании каких-то рисунков и записей древних индийцев делать выводы о представлениях древних индийцев. Может быть, эти древние индийцы, что рисовали слонов с черепахами, просто умели рисовать? И любили рисовать именно слонов с черепахами. Кто-то любил рисовать обычных слонов, топающих по обычным джунглям, и обычных черепах, плавающих в обычном океане. Такие себе древние индийцы-реалисты. А кому-то надоело рисовать всем надоевших обычных слонов и обычных черепах, и он взял да и нарисовал трёх слонов, покоящихся на огромной черепахе. Порвал шаблон! Создал прецедент! Никто до него не додумался нарисовать слонов на черепахе, потому что даже самая большая черепаха меньше индийского слона. Аксиома! А он плюнул на аксиому и нарисовал то, что хотел. И поимел успех. И, глядя на его успех, все другие древние индийцы тут же кинулись, как невменяемые, рисовать не обычный океан с обычными джунглями, как какие-то древнеиндийские Шишкины с их древнеиндийскими «Мишками в лесу» и слонами в джунглях, а сюрреалистичный океан, плавающую в нём сюрреалистичную черепаху, стоящих на ней сюрреалистичных слонов с покоящимися на их башках сюрреалистичными джунглями! Как тебе такой вариант, а?
– Я как-то никогда не задумывалась ни над какими вариантами. Я верила учебнику, – несколько растерянно сказала Вика.
– Вот и я о том же! Представь себе, что через пару-тройку тысячелетий какой-нибудь очередной археолог-историк найдёт… найдёт… – подружка-с-первого-класса на секундочку задумалась. – Найдёт, к примеру, картину Писсаро «Площадь французского театра в Париже»[5]. Найдёт, веничком обмахнёт, репу почешет, сядет на попу ровно и напишет, что древние парижанцы представляли себе площадь Французского театра в Париже как парочку зелёных деревьев, воткнутых в манную кашу, в которой плавают маленькие вагончики с лошадками и людишками.
– Древние парижане, – рассмеялась Вика.
– Да без разницы, парижане или парижанцы. Потому что все поверят тому, что написал горе-археолог, и будут переписывать это и переписывать, тиражировать и тиражировать. И почти никто не даст себе труда подумать своей головой над собственными представлениями о древнем Париже, о собственных представлениях на предмет представлений древних индийцев или о том, с какой это радости аксиома не нуждается в доказательствах. – Подружка-с-первого-класса очень грустно вздохнула. – И вообще, может, черепаха со слонами – вторична. Может, какой-нибудь древний индиец просто писал сказку. А другой древний индиец к сказке нарисовал иллюстрацию. Вот и всё. Моя мама тоже вот опять выкрала мой блокнот, прочитала там что-то про любовь и сама себе, как обычно, выдумала мои представления о любви. А мои представления о любви так же отличаются от маминых представлений о моих представлениях, как настоящие парижане от представлений археологов о древних парижанцах.
И обе девочки почему-то весело рассмеялись. Хотя это совсем невесело, когда кто-то – кто бы то ни было! – коверкает твои собственные представления о любви.
– В общем, наверное, прав твой папа, – резюмировала Викина подружка-с-первого- класса. – Он у тебя очень хороший, и он мне очень нравится. Ты крепкая хорошистка, и я не вижу причин
