– Чего надо? Ты кто такая? – она осмотрела Сашку с ног до головы в лучшей традиции нарывающихся деревенских подростков.
– Простите, – Сашка только сейчас осознала, что торчит посреди загаженной общественной собственности с ароматической свечой в руках и в легкомысленной пижаме.
«По меркам этой, по всей видимости, матери-командирши большого пролетарского семейства скорее в купальнике… «– Ты кто? – Фея! – А чего с топором? – Да что-то настроение не очень…» Санечка, заткни фонтан!»
– Извините, – она поспешно задула свечу и спрятала её за спину. – Я ваша соседка, Александра, из этой квартиры. – Сашка ткнула пальцем в направлении своей двери, и тут же страшно застеснялась французского маникюра.
– А-а-а… – понимающе протянула баба. И тоже спрятала за спину нож. – И давно? – представляться в ответ она явно не собиралась.
– Уже больше месяца.
– Ну?..
– И у меня там… свет погас.
– И что? – соседка явно не отличалась быстротой мышления.
– А что с этим делать, – Саша кивнула головой в сторону коробок, – я не знаю. Даже ключей, чтобы открыть, нет.
– Щас, – соседка захлопнула дверь.
Александра облегчённо вздохнула. Атмосфера затхлого неухоженного подъезда была куда более адаптирована под Сашкины лёгкие и кровь, чем запах чужого жилища. Оттуда несло старческой хворью, кислятиной, хозяйственным мылом, перегаром, немытыми телами, концентрированными подростковыми гормонами и протухшими тапками. Но всё равно, пусть пахнет. Потому что она снова может различать гамму запахов. И эта гамма снова хроматическая. И хотя пропадало это ненадолго, а вернулось – достаточно давно, Сашка ощущала непреходящую радость.
– На! – дверь снова распахнулась. – На первый раз. А так – свои надо иметь.
– Спасибо! – она взяла из тёплой мокрой и шершавой руки холодный ключ. Прямо за промасленные бороздки. Это было приятно. Тёплое и холодное. Шершавое и тонко ребристое.
– Простите ещё раз! – отчаянно взвизгнула Сашка и чуть не закрыла глаза от страха перед собственной наглостью, но отступать было некуда. Позади – кромешная темнота крохотной квартирки. – А ваш… муж дома? Я совершенно не знаю, что с этим делать. Даже если открою…
– Муж на работе, – неожиданно спокойно и даже миролюбиво сказала баба. – Он сутки через трое. Давай, я посмотрю.
Баба ловко, явно не в первый раз, раскрыла дверцы в большую коробку, что-то там некоторое время разглядывала и даже во что-то потыкала толстыми распаренными пальцами. Ногти у неё были неухоженные, неровные, слоящиеся. Но ей, судя по всему, было наплевать.
«Наверное, она добрая. Хорошая, добрая женщина. Жена и мать. И ей совершенно не нужен французский маникюр. И татуировка на плече ни к чему. Она умеет сворачивать голубцы, фаршировать красивые упругие болгарские перцы и знает, на какие кнопки нажимать в этих цилиндрах. Ещё она, наверняка, умеет гладить мужские брюки. А ты – нет. Она умеет тысячу вещей, эта сноровистая рыхлая женщина из многоклеточных поселений русских подъездов…»
– Эй!.. Ну что?
– Не знаю, – Сашка пожала плечами.
– Да к себе загляни, балда!
– Что, посмотреть в квартире?
– Нет, у негра в заднице! – баба смотрела на Сашку как на слабоумную. – Свет зажёгся?!
– А! – та метнулась к двери, приоткрыла… – Нет. Темно.
– Тут не в щитке дело. Это где-то там, в распределителе, – она показала Сашке на чёрные пыльные ящики. – Я в них не разбираюсь. Там провода, электричество, я его боюсь. Сходи к Алексею. Это под тобой. Только оденься, у него жена молодая. Если так припрёшься – в трусах и лифчике, она его с тобой не пустит… Я бы точно не пустила.
– Это пижама, – попыталась оправдаться Сашка, – и спасибо вам огромное. Не знаю, что бы я делала…
– Пижама – это у моего отца. Ночнушка – у матери. А это, что на тебе, – трусы. И лифчик. Только зачем тебе такой здоровый лифчик, если сисек нет совсем? – хмыкнула баба. – В общем, ключи от щитка бери. Только себе сделай, а то ещё потеряешь. Меня Лариса зовут, – всё-таки представилась она на прощанье и захлопнула дверь.
Сашка вернулась к себе, надела джинсы и свободную старую рубаху, взлохматила волосы и, решив, что выглядит достаточно непрезентабельно, чтобы быть одобренной молодой женой Алексея, отправилась вниз.
«Да. У тебя действительно нет сисек, а только аккуратная маленькая грудь. Так что семейная жизнь соседей снизу в безопасности!»
Дверь открыли нескоро. В ответ на звонок первыми раздались истошные младенческие вопли. Слышимость в этом доме была отменная. Затем: «Проснись, хряк! Не слышишь? Звонят!» Сашка подумывала уже убираться восвояси, но тут на пороге появился заспанный мужик в трусах и, нисколько не церемонясь, начал почёсывать промежность, глядя на незнакомую визитёршу. Из квартирки, кроме незатихающих «уа-уа», нёсся тонкий девичий голосок:
– Кого там носит, мать-перемать?! Только укачала, в туда-сюда их! Если это твои дружки, порешу на это самое, в это самое их этим самым!!!
Мужик вышел на площадку и прикрыл дверь.
– Простите, – зашептала Сашка, заворожено глядя, как весьма внушительное «это самое» у мужика восстаёт с пугающей скоростью. – Я ваша соседка сверху, – она подняла палец для пущей убедительности. – У меня вылетели пробки или что-то в этом роде, но дело, похоже, в «распределителе», – уверенно выговорила она новое для неё слово, – Лариса в них лезть боится, а муж её на работе, сутки через трое. Вот… Меня зовут Александра.
– Лёха.
Мужик взирал на Сашку, как сибиряк, впервые уже в зрелом возрасте увидавший живого жирафа. Да ещё и говорящего.
«В рифму… На африкаанс. «Здравствуйте! Я – уитлендер. Но я вовсе не против рабства. Напротив… Разве кто-нибудь будет против, если рухнет основа твоя? И за дверью в мире напротив мы окажемся – ты или…»
– Ну, и кого там черти носят? – за спиной у эрегированного Алексея-Лёхи возникла девушка, очень похожая на соседку слева. Только моложе лет на десять-пятнадцать. Может, двадцать. Сашка совсем не разбиралась в
– Здрасьте, – сказала похожая девушка, вложив в это нехитрое приветствие как можно больше презрения к незнакомке. На всякий случай.
«Такие правила!»
– Я ваша соседка сверху… – обречённо начала Сашка, чуя, что помощь Алексея ей не обломится.
– Это… У неё пробки вышибло. Она из той квартиры, наверху, – помог Сашке Лёха.
– А-а-а… – промычала его супруга. – Ну-ну.
– Чего нукаешь, не запрягала! – он вдруг рявкнул. – Пойду, помогу. Вишь, тяжело бабе без мужика. А ты меня не бережёшь! Вот сдохну, что будешь делать, звезда с ушами?!
– Уа-уа-уа!! – опомнился в глубине берлоги затихший было младенец.
– Тебе бы только шляться, – завизжала молодая жена, – как дома что-то помочь, так не допросишься! Стоит кому-то прискакать – так ты первый в очереди. На хрен ты мне сдался, такой мужик, в жопу вжик! Дохни уже скорее, я себе нормального найду!
– Ты себе найдёшь, кобыла?! Оловянного солдатика у деревянного камня на берегу сухого озера! Кому ты сдалась, жирная свинья? Смотри, какие бабы уже, поди, все окрестности обшарили, а пробки некому
