Психоз

объёмных. А ещё – добраться до нового места жительства. Сашка намеренно не ловила такси. Хлебать дерьмо – так полной ложкой. Миллионы хлебают – и она не подавится. Как не давятся многие другие. А другие многие другие живут, давясь, и ничего. Выживают.

Еле добравшись до квартирки, где всё было чужим, Сашка полчаса тупо сидела на кухоньке. Наконец, выйдя из ступора, сходила в магазин, купила дешёвого кофе, водки и пачку сигарет. С трудом победила газовую плиту…

«Наши вон Москву спалили, чтобы с французом совладать, а тут… Кто-нибудь подумал бы, что намеренно счёты с жизнью свела. Хотя, кто «кто-нибудь»? Ирке ты адреса не оставила, хотя она явно собиралась вырвать его у тебя под пытками. Спасибо Боре, спас. Митя? Он и подавно не знает. Он ничего не знает и знать не хочет, в отличие от Ирки. Хотя… Грабовская бы нашла. Через своего агента. Не появись ты пару дней на работе – и Зинке свет перевернуть, как зубы почистить. Хоть кому-то ты нужна, пусть даже и «из чистого любопытства». Интересно, насколько бы их хватило говорить о том, что психолог Ларионова съехала с катушек и отравилась газом на чужой грязной кухне в подмосковных ебенях? Месяц? Два? А потом поутихли бы и только изредка вспоминали в своём пабе. Напившись… Или раньше?.. Хозяйка бы сюда явилась, проверить, не продала ли ты поломанный диван. И тоже бы позвонила агенту. Поинтересоваться, может ли она подать в суд на твой труп за то, что ты отбросила копыта на её территории… Невероятными путями женщина раздобыла синильной кислоты. И уже даже опробовала её на жалком подъездном котёнке с гноящимися глазами. Он только понюхал… Всё лучше, чем так жить… Это из Иркиных видений… Ту женщину убило сосулькой не для того, чтобы не дать нарушить заповедь «не убий», а за то, что она её уже нарушила. Никто не вправе распоряжаться ни чужой, ни своей жизнью. Ни даже жизнью котёнка. Все мы во власти всемогущей неслучайной случайности… Да, самое время, Санечка, побыть великим думателем. Это у тебя, дорогая, просто-напросто невроз. Недосыпание, переутомление и переживания. Триединство невротических предпосылок. И если ты не выспишься, не отдохнёшь и не перестанешь перегонять сырьё эмоций в денатурат переживаний, то психоз – в его самой кондовой клинической трактовке – тебе обеспечен!»

Сашка выпила рюмку, задышала сигаретой, налила себе полную чашку кофе – ту самую, её она забрала с собой, – достала блокнот и стала писать. Писала и черкала. Писала и черкала. До того начеркала, что переписала начисто, а то сам чёрт ногу сломит. Вырвала лист, положила его на подоконник и поставила на него сверху недопитую чашку кофе.

«Прекрасные рамы, чего уж там. Сифонит так, что и до зимы не дожить… Хотя нет. Какое там было развлечение у женщин русских селений? «Заклеивать окна». Мылом и бумагой, да? Ну, ближе к делу вспомнишь. Или в Интернете поищешь. «Как клеить окна»…Интересно, там будет хоть что-то на эту тему? Хотя, чего только в Интернете нет. И кого… Теперь даже и развлечься нечем. Ни книг, ни Интернета. Даже ноутбуком своим собственным ты, Санечка, не обзавелась. Заберёшь один из корпоративных в личное пользование. Не обеднеют!»

На Сашку навалилась страшная тоска. Первобытная. Родом из её сновидения.

«Ты – ничтожество. Неужели на свете на самом деле есть такие неприспособленные к жизни люди? Ты здорова. У тебя ничего не болит. У тебя есть специальность и неплохая работа. Может, нужен психиатр?.. Пойти сдаться? Но что у тебя, хотя бы в первом приближении? Маниакально- депрессивный психоз? Но где же тогда маниакальная стадия? Где она, блаженная потрясающая работоспособность и непреходящая эйфория?.. Невроз? Нет, не он и близко. Психоз?.. Не ту патологию назвали психозом. Психоз – это затопление создания, помещённого в не то пространство, не его временем. Неуместность – вот что такое психоз. Нас тут слишком много. Отыскать своих… своего… всё сложнее. Как в толпе внезапной эвакуации. А так хочется не спешить. Не метаться. Не выстраивать конструкций. Хлипких конструкций по современным технологиям. Хочется чего-то незыблемого, добротного. Навсегда… Как крепостная стена в Судаке. Чтобы на века. И от века в век чтобы совершалось так, как задумано. Без умысла. Умыслов. И помыслов. Все перепутались… Битком народу на планете, непредпочтительная страсть… Одноразовые люди надолго задерживаются рядом просто потому, что им страшно быть совсем одним. Они не ищут своего. Они прислоняются к чужому теплу. Просто потому что тепло… А потом – лгут, обманывают, потому что другой чужой недолго кажется своим…. Все изменяют друг другу, изменяют себе, выбрасывают на улицу собак, оставляют на дачах котов, важные фотографии хранят в гардеробной при сауне, а неважные развешивают на видных местах. Видное подменило собой важное… А надо всё не так… Надо… Перестань думать о ерунде. Если не можешь думать о не ерунде, расслабься… Соберись, тряпка! Как собираются многие другие…»

Но Сашка не могла собраться. И расслабиться естественным образом тоже не могла. Она просто пила водку ровно до тех самых пор, пока не поняла, что ей всё равно и она наконец-то может уснуть. Впасть в недолгое забытьё. Она, пошатываясь, дошла до диванчика и рухнула на него прямо в одежде.

И перед нею понёсся поток.

Ещё никогда он не был настолько силён… Настолько, что хотелось в него войти. Пусть раздавит, поглотит, и пусть будет ничто. Если уж нельзя дойти до той стороны… Не надо уже вечно спокойного неумышленного бога. Никого не надо, если уж нет того, кто первым шагнёт навстречу, не боясь, что его раздавит… Если кто-то первый, а не многий другой, то тогда и тебе не страшно. Никогда не страшно, ни в каком потоке.

Сашка впервые была спокойна в сновидении… Очень спокойна… Она уже собралась шагнуть в поток. Не от бесстрашия, а от безнадежности. Как вдруг откуда-то со странного не то неба, не то бездны этого бесконечно изменчивого и бесконечно же незыблемого пейзажа раздалась пронзительная настойчивая трель… Сашка посмотрела вверх и… проснулась. Звонили в дверь. Она решила не открывать. Гость был настойчив. Перестав трезвонить, он стал стучать в дверь. И обрёл голос:

– Саша, если ты не откроешь дверь, я её выломаю!

«Митя!»

Она подскочила и поднеслась к двери.

«Многоэтажная клетка, где все друг у друга на виду, на слуху и в прочей доступности для чужих органов чувств… Отвратительно! Массовая культура вуайеризма, сопровождающаяся вынужденным эксгибиционизмом. Хотя, судя по тому, насколько сейчас в моде психодрама, желающих показать стало куда больше, чем любителей посмотреть… »

– Митя? Как ты меня нашёл… – тихо отозвалась, наконец, Сашка.

– Старуха Югова обзавелась отвратительной привычкой лазить в чужие сумочки, спасибо ей.

– Да? Ужасно! Но я сама виновата. Митя, я не могу тебе открыть. Я отвратительно выгляжу, я… я гадко пахну. И тут… Тут так страшно, так неуютно. Мне стыдно. Я не могу открыть.

– Открой немедленно. Я не шучу. Я выломаю дверь, – он не отступал и, судя по тону, «выломаю дверь» в данном случае была вовсе не угроза, а обещание.

«Ну и пусть. Пусть увидит твоё убожество и раз и навсегда уберётся из твоей жизни!»

Она открыла. Молча кивнула ему, мол, проходи. Сам напросился. Он обнял её, она не ответила. Он поцеловал её в лицо. Она отвернулась. Вырвалась. Он выпустил.

Глупые люди. Глупые-глупые несчастные-несчастные люди.

– Проходи. Хочешь – на кухню. Хочешь – в комнату. Тут везде одинаково плохо.

– Почему, почему ты ничего мне не рассказала?

– Что я должна была тебе рассказать? Что я сняла квартиру? Такое «чудо» случается ежедневно с тысячами людей. Со многими и многими другими.

– Всё. О себе, – он пропустил укол. А зря. Уж лучше бы орал или извинялся.

– Митя, ты не спрашивал. И сам ничего не рассказывал.

– Собирайся!

– Куда?

– Ты живёшь у меня.

– Я уже жила «у меня». У дуба, у ясеня, у этого самого дяди Васиного. Что изменится от того, что я буду жить у Дмитрия Югова? Я хочу жить у себя.

– Сашка, прекрати. Я понимаю, что я тебя обидел. Фрося мне столько всего наговорила, что я почувствовал, что любое моё слово… А надо было просто говорить. Говорить с тобой.