Узелки

Завтра я мусор выброшу и яичницу тебе на завтрак сварганю. А вечером — секс. Отосплюсь, восстановлю мужскую силу, пока ты на работе, и — милости просим!

— Милости просим?!!! — завопила Сонечка, трясясь мелкой дрожью. Резкий прилив осатанения затмил всё вокруг. — Вон из моего дома!!!

— Ты того… Не скандаль. И не таких обламывал, — угрожающе выговорил субъект, вальяжно раскинувшийся на Сонечкиных подушках.

— О нет! Я не буду скандалить! — Она схватила грязные ботинки и, брезгливо удерживая их на расстоянии вытянутой руки, прорысила к входной двери. Вышвырнув их в темноту лестничной площадки, Сонечка громко, внятно и раздельно сказала:

— Убирайся! Вслед! За ними! Чтобы духу! Твоего! Здесь! Не было! Пока я! Милицию! Вызываю!

Нимало не испугавшись, претендент на руку и сердце встал, неторопливо подошёл к двери и влепил Сонечке показательный тяжеловесный хук справа.

***

«Больно-то как!» — потирала Сонечка подбородок и левую скулу, которыми она хорошенько приложилась об край стола. «Надо же! Уснуть, сидя за компьютером! И приснится же такая чертовщина!» Стоя у зеркала, девушка внимательно рассматривала вспухшее лицо. «Хоть бы не разнесло к понедельнику. Будешь знать, как напиваться в одиночестве!» — погрозила она пальчиком отражению.

Сонечка полежала в горячей ванной. Побрила ноги. Причесалась. Приоделась. Присела за компьютер и набрала пару предложений. «Дело было вечером. Делать было нечего. Вернее, не с кем». Выпив последнюю рюмку водки для храбрости, она набрала номер телефона бывшего мужа.

— Привет. Как ты относишься к подаче кофе в постель вечером пятницы?

— Прекрасно. Но в качестве контрибуции тебе ещё долго придётся подавать мне его в постель утром и вечером ежедневно. Еженедельно. Круглогодично!!! — радостно выкрикивал в телефонную трубку бывший муж. — Я сейчас приеду! Да, ты всё ещё не хочешь ребёнка?

— Всё ещё?..

В понедельник редакционный коллектив был в шоке, глядя на произошедшие с Сонечкой метаморфозы. Она улыбалась всем накрашенным ртом, потрясала свежемелированными кудрями и отважно дефилировала по комнате на высоких каблуках. Главред, прочитав новую статью «Подайте женщине пальто!», спросил тоном обеспокоенного дядюшки:

— Сонечка, вы уверены?

— Да. Рейтинг журнала упал из-за некоторой однобокости нашей тематики. «Художник обязан переодеваться!» Разве вы не помните? — Она очаровательно рассмеялась. — Кроме того, — Сонечка заговорщически подмигнула ему, — под моим именем статья под таким названием — это же бомба! Вас интересует уровень продаж?

— Сонечка! Вы прирождённый журналист. Кофе?

— Да, пожалуйста. Чёрный. Без сахара.

Муфчины делают это стоя или «Люсьен Иванович не меняет про «ф» ессию»

— Стоя! Муфжчины[1] делают это стоя!!! — заверещал с кухни противный фальцет.

— Петрович, ты?

Вот чёрт! Будильник. Я сам записал эту напоминалку.

Никак не привыкну к тому, что муфжчины делают это стоя.

Мне было тридцать семь. Потом минус десять. Сейчас — опять тридцать семь, если верить официальному основному документу для муфжчин.

Я выглянул в окно — смеркалось. В огороде моросил полукиловаттный дождик.

Всё в этом доме привязано к чёртовому будильнику!

Меня зовут Люсьен Иванович. Сегодня я снова не помню, что муфжчины писают стоя. Уже десять лет я не могу привыкнуть к этому. И, в частности, к тому, что для выполнения данного простейшего физиологического акта орган, собственно, надо брать в руки. Странное ощущение. Эх, было бы с чем сравнить. В смысле — с другими чувственными реалиями. Но ни для чего другого за прошедшие десять лет он мне, увы, так и не пригодился. Впрочем, рано или поздно я доведу алгоритм опорожнения мочевого пузыря до автоматизма и, возможно, пойму, в чём кайф.

Сегодня у меня круглая дата. Годовщина. Десять лет! Во всём остальном сентябрьский вечер 2027-го мало чем отличается от раннего сентябрьского вечера года предыдущего и, по-моему, вряд ли чем-то будет отличаться от такого же вечера в год грядущий.

— Чего ты орёшь! — Петрович всё ещё на кухне. Сколько ж он там уже сидит? И не надоело? Притащился ещё в обед.

Он хороший — Петрович. Он — сосед. Любит ко мне приходить — водки выпить и поторчать на трафике в порносайтах — ему-то контора не оплачивает.

Я зашел на кухню.

— Смотри, смотри! От этого тебя должно переть! — Вот уже который год сосед Петрович проводит со мной мастер-классы. — Смотри, как научились-то, а?! Не то что раньше. И цвет, и вкус, и запах — никакой живой бабы не надо.

— Так на то и расчёт, что не надо!

— Может, оно, конечно, и расчёт, да больно меткий! — Петрович прищелкнул языком при очередной смене фактуры в 3D-пространстве. — Есть ли они — живые-то бабы эти?

— Ошалел совсем, старый!

— А что? Они теперь все в Думах заседают и производствами управляют. Да и этих вот, — он ткнул пальцем в одну из виртуальных богинь секса, — тоже они нам предоставляют. Пользуйся — не хочу! Остальное — не нашего ума дела. К тому же давно доказано британскими учёными женщинами, что никакого ума у нас нет. Вот тебя мне жалко, сердешная. Один плюс, а и тем пользоваться не умеешь, страдалица. Я бы и сделал чего с тобой по-мужски в смысле, но грань между готовностью и сном с годами стёрлась. Уж прости!

— Иди ты к чёрту, Петрович, — миролюбиво ответил я.

Мы немало выпили за обедом, а потом я заснул. Так что чувствовал себя теперь неважно.

Я вернулся в спальню. Хотел было почитать, но Петрович так усиленно сопел и ёрзал на кухне, что я машинально включил визор. Тут же хлынули волной летающие голографические баннеры и мальчики- манекены в бикини с лозунгами и плакатами — «Россия для женщин!» — всё в лучших традициях пропаганды «высшего богоизбранного пола».

Зачем нужна эта политическая реклама, если два года уже как муфжчин лишили избирательного права? Не понимаю. Выключил.

Пожалею себя, пожалею…

— Да разве ж это плюс, эти ваши жалкие короткие секундочки?! — крикнул я в сторону потешного ёрзанья. Я-то хоть помню, что оно такое — женское. И как это прекрасно.