– Чего выдвигает? – Белёсые президентские брови поползли вверх. – Ультиматум?
Вот и тараканы на твою голову, Валерка Фатеев! Таракан, правда, один, зато совсем уж оборзевший!
Услышав о «весёлых трёхминутках», отец нации превратился в грозовую тучу: те шесть минут стоили ему десятка лет жизни. А министр обороны Аникеев от такого веселья и вовсе залетел в Центральную клиническую больницу. (Сперва-то все, грешным делом, решили: от монаршего гнева прячется Аника-воин. Но потом оказалось – и впрямь его тюкнуло по миокарду!).
Выходит, «трёхминутки» были только цветочками. А теперь вот и до ягодок докатилось. Президент крякнул:
– Ну-ка, давай сюда эту твою анонимку!
Горобцов достал из чёрной папки три аккуратно скрепленные страницы. Глянцевые листы в протянутой через стол руке предательски подрагивали.
Доска объявлений
Глава 2
ЛУКАС КРАНАХ СТАРШИЙ И ПОДПОЛКОВНИК ЛЕДОГОРОВ
– Признаться, я не улавливаю сути нашего разговора. Который тянется уже… – директор музея бросил взгляд на наручные часы «Квинтинг Хронограф» (невидимый механизм из абсолютно прозрачного сапфира, зависшие в воздухе стрелки, запатентованное чудо швейцарских часовщиков стоимостью под полтора миллиона рублей) – уже пятнадцать минут!
Круглое чело Ледогоровского визави было отмечено расплывчатостью черт – будто директору на эмбриональной стадии его карьеры долго вылизывала личико очень старательная корова. В данный момент эти черты демонстрировали крайнюю занятость – слишком высокую, чтобы тратить время на всяких там подполковников ФСБ. Подполковников пруд пруди, а он, директор, – уникален, как и возглавляемый им музей.
Относительно музея у Ледогорова сомнений не возникало, относительно директора – имелись. Подполковника не приводили в трепет ни титулы собеседника, ни его высокие связи, ни застывшее на лице выражение высочайшей духовной озарённости.
«Интересно: а курочек своих ты топчешь с такой же одухотворённой физиономией? Попрыгунчик ты наш!» – ухмыльнулся про себя гость. Для него не составляло секрета любвеобилие неувядаемого директора.
Сама попытка Ледогорова пробиться к Попрыгунчику была воспринята сухопарой директорской помощницей как вопиющее святотатство. Если у подполковника возникли вопросы, связанные с музеем, то их можно задать и заместителям директора, и начальнику отдела по связям с общественностью! А сам г-н директор чрезвычайно занят, у него всё расписано по секундам!
На что Ледогоров, старший оперуполномоченный по особо важным делам Федеральной службы безопасности, только улыбнулся. И ласково пообещал вяленой референтше посетить музей в сопровождении СОБРа.
– Это – Специальный отряд быстрого реагирования, – пояснил он любезно. – Очень непосредственные ребята в чёрных масках и кевларовых бронежилетах.
После чего выяснилось, что в перегруженном директорском расписании чудесным манером образовалось «окно», и не далее, как завтра утром, господин подполковник будет принят господином директором лично…
…Встреча высоких договаривающихся сторон проходила миролюбиво, хотя не без некоторой нервозности. Нервозность проистекала от директора: сочилась из его глаз, электрическими искрами потрескивала на кончиках уложенных волос.
Собственно, ни на один свой вопрос Ледогоров не получил членораздельного ответа.
Существует ли реальная угроза хищения из запасников? – Крайне маловероятно, но лучше об этом поговорить с главным хранителем и с начальником службы безопасности.
Какие дополнительные меры за минувший год приняты для сохранности экспонатов, выставленных в залах? – Сделано все возможное в рамках существующего финансирования. Впрочем, мог бы ответить заместитель по режиму.
Попрыгунчик уходил от разговора, прятался за общие слова. Что и требовалось доказать. Подполковник располагал данными (пока – только косвенными): одухотворённый директор самолично срежиссировал серию хищений из обширной музейной коллекции.
Чем пахнут холсты Тинторетто, Рубенса, Гогена? Музейной пылью? Временем? Высоким таинством творения? Да, несомненно.
Но к этим ароматам нынче примешивается густая вонь предательства, крови, больших и грязных денег. Ибо накопленные человечеством полотна, карандашные наброски, древние манускрипты являют собой не только триумф духа, но ещё и выгоднейший товар. Сей факт прекрасно усвоили боссы преступных картелей. И с нивы, осенённой именами гениев всех времен и народов, они снимают урожай, не меньший, чем от торговли оружием. Золотым дном для этих «оратаев» стала Российская Федерация: богатейшие музеи, архивы, библиотеки, и всюду – раздолье: воруй – не хочу!
Вокруг здешних бесхозных кладов вьется плотный рой кровососущих. Нечистые на руку хранители, сребролюбивые музейные директора, продажные чиновники, эксперты, таможенники… Вся эта фауна объединена в отлаженную систему, перекачивающую картины Рембрандта, Матисса и Шагала из расхристанной России в благопристойные страны Золотого Миллиарда.
За последние годы такое разграбление приняло для державы характер национального бедствия. Вот почему столь «непрофильным» делом пришлось заняться Федеральной службе безопасности. Выявить основные каналы утечки, а главное – дирижёров сыгранного криминального оркестра было поручено специально созданной оперативно-следственной группе под началом подполковника Ледогорова.
– Хороша кампашка! – посмеивался тот. – Томас Гейнсборо, Лукас Кранах Старший и Алексей Ледогоров. Мама была бы счастлива: наконец-то ее сыночек попал в приличное общество!
Больше для порядка он задал одухотворённому директору ещё пару вопросов. Ледогоров отдавал себе отчет: Попрыгунчик – при всех своих регалиях – исполнитель средней руки. Конечно, не рядовой, но и на генерала не тянет.
Фигурантов по делам о хищениях и контрабанде произведений искусства хватало. Но всё это оказывались мелкие сошки – куклы, которых дергали за ниточку большие дяди, сокрытые за ширмой. А вот подобраться к самим дядям никак не получается. Потянешь за нитку, а кукловод ее – чик ножичком! Вместе с головой куклы.
Но подполковник не вешал носа. За неунывающий нрав Алексея Ледогорова ещё в «Вышке» – Высшей школе КГБ – прозвали Весёлым Роджером. Ястребиный нос с хищной горбинкой и глаза, посверкивающие кинжальной сталью, впрямь делали Роджера форменным пиратом: «пятнадцать человек на сундук мертвеца (йо-хи-хо!) и бочонок рома!».
Миновали десятилетия, а курсантское прозвище так и тянулось за ним через все его должности и звания, через адово пламя пройденных Ледогоровым «горячих точек планеты».
Всегдашняя Ледогоровская весёлость не походила на восторженность мотылька, не ведающего печалей. Алексей Николаевич опровергал формулу «пессимист – это информированный оптимист». По долгу своей службы он был очень даже информирован, и печали ох, как ведал! Но при всем при том оставался, по собственному выражению, «непроходимым оптимистом». Может, десять или сколько там ещё колен его образованных предков – лингвистов, математиков, психиатров – отгрустили свое с лихвой, как и положено нормальным российским интеллигентам. И Всевышний по высокой своей справедливости рассудил: пусть хоть этот продолжатель рода не будет рабом скорби, а станет весёлым ратником с неунывающей душой!
Скорей же всего, Алексей Ледогоров, как многие русские люди, оставался фаталистом и веровал в предначертанность судьбы. А веруя, свято исповедовал тот взгляд, что все напасти, которые должны тебя
