Час «Ч», или Ультиматум верноподданного динозавра

пригляделся. Занавеска оказалась развешанными бинтами, заскорузлыми от крови и гноя…

…Из отдела «Войнушка» он вышел без покупок. Усмехнулся криво: «Что-то, господин Гроссмейстер, с вашими шахматами заклинивать стало! Куда-то их в сторону повело. Не ты ли меня сглазил, крючконосый?». Действительно – с приездом москвича профессор стал всё чаще вываливаться из повседневного уклада в какую-то иную реальность. Но в том, что это – реальность, а не сны и не бред, он уже не сомневался…

* * *

…Спустя полчаса, профессор снова слушал про силовые акции и вооружённые конфликты. Но теперь ему про это излагал не консультант Феоктистыч, а московский подполковник. И рассказы подполковника, надо признать, вызывали у Викинга больше доверия.

– Да уж: насмотрелись вы войны! – кивнул понимающе Платонов. – На сто лет вперёд!

Роджер скривил губы в усмешке:

– Скорей – нанюхался!

– То есть?

– Знаете, на войне умирают некрасиво – не как в кино. Умирая, люди вопят, плачут, воют. А ещё от них идет жуткая вонь. Вам даже не представить, как же они воняют! И у каждого – своя вонь – в зависимости, что ты перед этим съел, чего выпил. И вот ведь какая странность: к зрелищу смерти или страдания привыкаешь быстро, а вот к запахам и звукам я так и не притерпелся…

«Так вот чем пахнет война, – вздохнул профессор. – А Феоктистыч боялся, что – нафталином!»

Доска объявлений

ЗАО «Ветер странствий» объявляет набор ландскнехтов, наёмников, «диких гусей» и солдатудачи на 6-месячные курсы повышения квалификации. В программу входят дисциплины:

Тактика ближнего боя.

Взрывное дело.

Убийство голыми руками.

Теория и практика диверсионных акций.

Изготовление взрывчатых веществ из подручных средств.

И проч.

По окончании курсов успешно прошедшим обучение вручается сертификат международного образца, обеспечивается трудоустройство в государствах СНГ, а также в странах Африки, Азии и Латинской Америки.

Глава 32 ИГРАЕМ В СОЛДАТИКОВ

(Санкт-Петербург, 20.. год)

В сквере перед Казанским собором журчали фонтанные струи, вокруг было многолюдно и суетно. Роджер с профессором прогуливались под колоннадой, которая чутко вслушивалась в ученую их беседу. А громко произнесённые фразы повторяла эхом – словно бы пытаясь запомнить.

Как и в ходе каждой их беседы, подполковник ощущал себя хирургом, который подбирается к изношенной аорте: одно неловкое движение – и… Поэтому терпение ему требовалось – ну просто слоновье.

Что-что, а терпеть Алексей Ледогоров умел. И ярость терпеть, и боль, и смертельный, выматывающий душу жар. Как тогда, в Анголе…

Где-то в жаркой Африке…

Невыдуманная история капитана Ледогорова

…В тот день он закрутился сутра пораньше и забыл хлебнуть джина. А Непреложный Закон Военспеца гласил: в лепёшку разбейся, но свои сто грамм прими! Не услады ради, а единственно для профилактики от «малярки» – Богом проклятой тропической малярии.

Эскулапы в погонах предлагали иную профилактику – таблетки дилогила. Но любой представитель советского военного персонала предпочел бы застрелиться из не положенного ему пистолета, нежели брать в рот эту гадость. Плачевный опыт предшественников показывал: несколько месяцев такой «профилактики» – и прощай, печень!

Едва попав на ангольскую землю, капитан Ледогоров скумекал: ангелу-хранителю (если таковой имеется) работёнки здесь хватит на пятерых. Ибо крылатому бодигарду надлежит уберечь тебя не только от мины или автоматной очереди, но и от прорвы всяких тропических напастей. Одна только манговая мушка чего стоила! Сначала-то всё безобидно: ну, ужалила в запястье мелочь летучая – и ничего не зудит, не беспокоит. А потом, спустя этак месяц, руку вдруг раздувает огненным шаром. И внутри этого шара оказывается большущая розовая каверна, а в ней копошатся мерзкие твари, пожирающие тебя изнутри.

Хватало и других опасностей отнюдь не фронтового свойства. Одной из главных считалась малярия – и весь «контингент» дружно вздымал стопари – независимо от настроя, праздничных дат и прочих формальных поводов.

В тот день капитан Ледогоров возглавлял диверсионную акцию своих «Кондратов». Замотался вдрызг, и положенные сто грамм остались без употребления. А через пару недель его скрутила чертова «малярка».

Это случилось ночью. Даже под теплым одеялом его бил жуткий колотун, слабость навалилась нечеловеческая, а ноги исходили мелкой дрожью.

И в такой момент кто-то едва слышно вошёл в дом.

Ледогоров через силу приподнялся, «Макара-стрельца» из-под подушки вытащил, направил на дверь и… провалился в чёрный колодец. Последнее, что запомнил, – крик соседа-«кондрата»:

– Не стреляй, камрат! Это, я – Жозе!

Четыре месяца спустя Люся – грудастая сестричка, которой Роджер уже порывался строить свои пиратские глазки, – рассказала:

– Тебя, Алёшенька, видать, мама в сорочке родила. Везунок ты у нас!

– Это точно! – расцвел улыбкой Весёлый Роджер. – А ты, прекрасная Люсия., откуда про моё везенье знаешь?

– Оттуда! – хмыкнула Люсия. – Когда у тебя взяли «толстую каплю»…

– Ты, собственно, на что намекаешь? – сходу зажёгся Роджер.

– Тьфу, дурачок! – прыснула «сестра милосердия». – Анализ такой! На количество малярийного плазмоза в крови. Так вот: после анализа тебе в карту вписали четыре креста. Это, считай, смертный приговор. С таким содержанием плазмоза уже не лечат: все равно не жилец. Так-то, Алёшенька! А ты у нас везунок оказался!

Драить бы Весёлому Роджеру палубу на том свете, если б в очередной раз не улыбнулась ему Фортуна. На свое счастье, умиравший капитан попал в руки зелёного лейтенанта медслужбы. Тот всего два дня, как прилетел в Анголу, и по неопытности не знал, что с «четырьмя крестами» – клиент для морга, а не для госпитальной палаты. Юный эскулап взял бредящего капитана в работу и каким-то чудом за три недели вырвал из лап чёрной старухи с косой. Правда, когда эти три недели миновали, Роджер вместо привычных восьмидесяти трех весил сорок шесть килограммов – ну, жертва Освенцима!

Он и сам диву давался: как это «моторчик» выдержал такую пытку то космическим холодом, то жаром преисподней? И как у самого хватило терпежу?

…Вот и сейчас, в Питере, в этой небывалой командировке, он себе приказывал – «Терпи! Терпи и не мельтеши!». И осторожно, по микрону, подбирался всё ближе к сути: «Кто же вы, профессор Платонов?».

Между тем, колоннада Казанского собора пригрела несколько шумных компаний – и наши спорщики сбежали по ступенькам, прошли мимо бьющих фонтанов, мимо бронзовых Кутузова и Барклая де Толли, свернули на Казанскую улицу.

Взгляд подполковника наткнулся на пёстрый рекламный стенд:

СПЕШИТЕ!

ТОЛЬКО ОДИН ВЕЧЕР!!

на сцене стрип-варьете «Альмавива» —