18 (30) сентября 1897 г. Биарриц.
Милая Лика, Ваше письмо получил вчера и, конечно, был очень порадован*. Вы спрашиваете, тепло ли мне здесь, весело ли. Пока мне хорошо. По целым дням я сижу на солнышке, думаю о Вас и о том, почему Вы так любите говорить и писать о кривобоких; и подумавши, я решаю, что это Вы оттого, по всей вероятности, что у Вас у самой бока не в порядке, Вы хотите дать понять это и понравиться.
Здесь очень тепло, жарко даже, но это будет продолжаться недолго, и не сегодня-завтра я почувствую себя как в Мелихове, т. е. не буду знать, куда мне уехать. Всем сердцем моим стремлюсь в Париж, но там скоро начнется сырая осень, меня погонят оттуда, и, должно быть, придется ехать в Ниццу или в Больо, что возле Ниццы. Если будут деньги, то из Ниццы через Марсель поеду в Алжир и в Египет, где я еще не был. А Вы когда же в Париж? Когда бы Вы ни приехали, во всяком случае дайте мне знать, я приеду на вокзал встретить Вас. Встречу Вас очень любезно и буду стараться не замечать Вашего кривого бока и, чтобы доставить Вам истинное удовольствие, буду говорить с Вами только о сыроварении.
Для упражнений на французском языке я завел себе здесь француженку, 19 лет. Зовут ее Марго. Извините меня за это, пожалуйста.
Вы правы, письма доставляют здесь немалую радость — и потому, прошу Вас, пишите мне побольше*. Почтовые расходы я возвращу Вам, если Вы этого пожелаете. Верьте, что я ценю в женщинах не одну только Reinheit[9], но также и доброту. До сих пор Вы, насколько мне известно, были очень добры: Вы писали моим друзьям* нежные, длинные письма; распространите же и на меня эту Вашу доброту. У моих друзей, по прочтении Вашего письма, обыкновенно являлось неудержимое желание писать о сыроварении и купать детей в цинковой ванночке; не знаю, чем объяснить это! Что касается меня, то Ваше последнее письмо подействовало на меня самым облагораживающим образом: я почувствовал себя чистым.
Пишите же. Что нового? Что Сашечка Филе*? Что Володя* с бакенами (с у….ми) и со своей визгливо- хихикающей супругой? Бываете ли у Вашей подруги, пожирательницы молодых художников*? Удивительно, как действует постоянное пребывание под каланчой! Очевидно, близость пожарной команды горячит кровь, и от увлечений не спасают даже седины. Лика, берегитесь каланчи! О. П. Кундасова может Вам порассказать кое-что на этот счет; она слышала кое- что от д-ра Флоринского*.
Итак, позвольте ждать от Вас длинного, длинного письма. Кланяйтесь Маше, В<иктору> А<лександровичу>.
Жму Вашу руку и остаюсь Вашим неизменным почитателем и поклонником.
Гольцеву В. А., 20 сентября (2 октября) 1897*
2109. В. А. ГОЛЬЦЕВУ
20 сентября (2 октября) 1897 г. Биарриц.
Милый Виктор Александрович! Сегодня пришла твоя телеграмма*: «K. absent, L. reviendra lundi» [10]. Так как погода здесь испортилась и мы (т. е. я и Соболевский) решили уехать в Ниццу, то я послал такой ответ: «Envoyez Nice»[11]. На случай, если эта моя телеграмма* не дойдет или будет не понята, сим извещаю, что я уезжаю в Ниццу, куда и благоволи адресоваться впредь. В Ницце есть отделение Créd<it> Lion<nais>.
Здесь дождь, буря. Может быть, в Ницце будет потеплей и тише. Нет ли чего-нибудь новенького?
Будь здоров. Поклон и привет Вуколу и всем добрым друзьям и приятелям. Обнимаю.
На обороте:
Чеховым, 20 сентября (2 октября) 1897*
2110. ЧЕХОВЫМ
20 сентября (2 октября) 1897 г. Биарриц.
Я писал вчера*, чтобы Вам отправляли корреспонденцию в Париж; теперь же планы мои несколько изменились и я прошу (если только мои планы вновь не изменятся) высылать газету* и письма в Ниццу по адресу:
France. Nice.
à Mer Antoine Tchekhov
или просто так: France. Nice. M-r A. Tchekhov.
Здесь дождь, буря. Пора удирать.
Всё обстоит благополучно. Всем кланяюсь.
На обороте:
Суворину А. С., 21 сентября (3 октября) 1897*
2111. А. С. СУВОРИНУ
21 сентября (3 октября) 1897 г. Биарриц.
Дуют ветры, перепадают дожди. Такая погода установилась, по-видимому, надолго. Как бы ни было, завтра в понедельник я уезжаю в Ниццу, минуя Париж. Ранее я рассчитывал, что весь октябрь проживу в Париже, но у меня семь пятниц на неделе, и я решил отложить такое удовольствие, как житие в Париже, до декабря, когда будет, так сказать, разгар зимнего сезона. Итак, пишите мне, адресуясь в Nice.
Здоровье мое сносно. Становится немножко скучно — это от безделья. Деньги в кармане тают, как мороженое. Писем не получаю: никто не шлет.
Анне Ивановне, Насте и Боре кланяюсь низко и желаю им всяких благ, земных и небесных. Вам также. Не забывайте меня, пожалуйста, в своих молитвах
