через Одессу посланы пожертвованные таким-то сочинения таких-то французских классических писателей (приложите копию с присылаемого списка) и что если среди указанных авторов имеются не дозволенные цензурою, то Вы просите дать им свободный пропуск и обещаете этих зловредных авторов не выдавать клиентам библиотеки и держать их под замком в особом шкафу. Напишите, а то ведь будет обидно, если заарестуют часть Hugo или Balzac’а. (Кстати сказать, V. Hugo и Balzac посылаются не в дешевом издании.)
В ящике Вы не найдете Мольера, Прево и Паскаля. Этих авторов я послал Вам раньше по почте*. Не найдете и Вольтера, которого я удержал на время у себя и читаю*.
Вместе с классиками я положил в ящик II, III и IV томы М. Ковалевского* «Происхождение современной демократии» (I тома нет, он весь вышел и не продается; пришлю его после), Гиппиус «Зеркала»* и «Russie» — дорогое иллюстрированное издание* Larousse’а. Я послал Вам еще по почте Зудермана*, Лоти* и последний роман Зола «Paris»*. Но едва ли Вы получите «Paris»; говорят, что он запрещен в России.
Третий том «Александра Первого» послан по ошибке ко мне в Лопасню. Вы получите его вместе с четвертым.
Я спешу и, кажется, о многом забыл написать. Когда вспомню, еще напишу, а пока до свиданья. Приехали Потапенко и Сумбатов (Южин); надо ехать в Монте-Карло — они играть в рулетку, а я в качестве проводника.
Нового ничего, всё обстоит благополучно. Здесь лето. Будьте здоровы. Жму руку и желаю всего хорошего.
С 10-го апреля пишите мне в Лопасню.
На конверте:
Чеховой М. П., 10 (22) марта 1898*
2265. М. П. ЧЕХОВОЙ
10 (22) марта 1898 г. Ницца.
Милая Маша, я послал с одним французом два пакета: в одном мой пиджак, в другом кухня*. Потапенко пошлет тебе из Петербурга посылку в шесть рублей — это часть моего белья. Те пакеты, повторяю, на которых ты найдешь такую марку или несколько, клади на мой стол.
Приготовляй флаг, скоро приеду. Конечно, буду стараться приехать домой в хорошую или сносную погоду, и во всяком случае не раньше, чем окончательно с полей сойдет снег, т. е. приблизительно около 10–15 апреля.
С. Филе* проиграл 15 тысяч. Приехала некстати М. Филе, нагоняющая теперь на нас скуку своими разговорами. Оба Филе уедут послезавтра, останусь я с Потапенко. Сей последний вчера выиграл 400 франков, по до миллиона еще далеко, очень далеко. Сегодня или завтра приедет Браз. Потребую, чтобы он писал меня по утрам и чтобы к 10 часам я бывал уже свободен.
Ты спрашиваешь меня о здоровье. Я чувствую себя очень недурно. Вчера в Монте-Карло Mme Худекова, которую я встретил, нашла, что я пополнел и даже помолодел. Помолодел, вероятно, оттого, что ношу красные галстуки*. Я здоров, но обленился ужасно, ничего не делаю, а это хуже болезни.
Получил от учителя Михайлова письмо. Какие дрязги!* Живя за границей, я ничего не могу сделать. Пусть он подождет моего возвращения или обратится к Н. Н. Хмелеву, который благоволит к нему.
Папаше, мамаше и всем нашим поклон и привет. Кланяйся и Марии Тимофеевне. Что прислать тебе еще из парфюмерии? Не нужно ли красок?
Будь здорова.
Грюнбергу Ю. О., 13 (25) марта 1898*
2266. Ю. О. ГРЮНБЕРГУ
13 (25) марта 1898 г. Ницца.
Многоуважаемый Юлий Осипович, В. Г. Вальтер дал мне прочесть Ваше письмо к нему*, и затем вскоре пришла «Нива». Большое Вам спасибо за память и внимание. Рассказ я пришлю непременно*, но не раньше того, как вернусь домой; здесь писать я не могу, обленился. Около 5-10 апреля (ст. ст.) я поеду в Париж, оттуда домой, и в мае или в июне, вероятно, уже буду писать для «Нивы».
Будьте добры, распорядитесь, чтобы журнал мне высылали не в Ниццу, а домой, т. е. по адресу: «Лопасня Моск. губ.» Туда же благоволите послать три первые книжки Тургенева*; я послал бы те, что получил, но — увы! — это невозможно; здесь на почте не принимают русских печатных произведений, направляемых в Россию.
Позвольте еще раз поблагодарить Вас и пожелать Вам всего хорошего.
Искренно Вас уважающий
Суворину А. С., 13 (25) марта 1898*
2267. А. С. СУВОРИНУ
13 (25) марта 1898 г. Ницца.
Здесь великолепная погода, одно сплошное очарование. Тепло, даже жарко; небо голубое, яркое, море сверкает, фруктовые деревья цветут. Хожу в соломенной шляпе, без пальто. Я обленился, как араб, и ничего не делаю, решительно ничего, и глядя на себя и на других русских, всё больше убеждаюсь, что русский человек не может работать и быть самим собой, когда нет дурной погоды.
Здесь Потапенко. Он тоже остановился в Pension Russe. Вчера уехал отсюда кн. Сумбатов-Южин. Мы втроем ездили в Monte-Carlo и много там смеялись. Ковалевский вернулся из Парижа.
