2355. О. Р. ВАСИЛЬЕВОЙ
20 июля 1898 г. Мелихово.
В Ницце Вы не сказали и теперь в письме не сообщили, как Вас по отчеству — и потому не моя вина, что адрес написан так не по-русски*.
От всей души благодарю Вас за память и внимание*. Здоровье мое лучше, чем было в Ницце, я работаю и чувствую себя в общем недурно.
А как Ваши переводы?* Что Вы теперь поделываете?
Будьте добры, поклонитесь Вашей сестре*, которая была вместе с Вами у меня в Ницце; Вы тогда обе снимали меня*, и я на фотографии вышел так мрачен и темен.
Мой последний рассказ* «Человек в футляре» напечатан в июльской книжке «Русской мысли». Если Вы не получаете этого журнала, то напишите мне, и я вышлю Вам оттиск — впрочем, не тотчас же, а недели через 2–3, когда сам получу из Москвы.
Позвольте пожелать Вам всего хорошего.
Гольцеву В. А., 20 июля 1898*
2356. В. А. ГОЛЬЦЕВУ
20 июля 1898 г. Мелихово.
Милый Виктор Александрович, девять десятых рассказа для августовской книжки* уже готово, и если ничто не помешает благополучному окончанию сего рассказа, то 1го августа ты его получишь из собственных моих рук*. Размеры: около печатного листа — несколько менее, пожалуй.
Вчера получил из Ессентук письмо*. Будь здрав и невредим. До свиданья!
На обороте:
Чеховой Е. Я., 22 июля 1898*
2357. Е. Я. ЧЕХОВОЙ
22 июля 1898 г. Мелихово.
Вчера весь день и накануне вчерашнего дня ночью шел сильный дождь. Девочки ходили вчера за грибами и принесли четыре меры.
Сегодня Миша уезжает в Ярославль. Всё благополучно.
Поклон всем.
На лицевой стороне:
Щепкиной-Куперник Т. Л., 22 июля 1898*
2358. Т. Л. ЩЕПКИНОЙ-КУПЕРНИК
22 июля 1898 г. Мелихово.
Дорогая кума*, возьмите у Келера на Никольской и привезите 2 фунта крахмалу самого лучшего, для придания нежной белизны сорочкам, а также панталонам. Там же взять: полфунта прованского масла, подешевле, для гостей. А также побывайте на Арбате у портного Собакина и спросите у него, хорошо ли он шьет. Остаюсь любящий Вас
Авиловой Л. А., около 24–26 июля 1898*
2359. Л. А. АВИЛОВОЙ Около
24-26 июля 1898 г. Мелихово.
Гостей так много*, что никак не могу собраться ответить на Ваше последнее письмо. Хочется написать подлиннее, а рука отнимается при мысли, что каждую минуту могут войти и помешать. И в самом деле, пока я пишу это слово «помешать», вошла девочка и доложила, что пришел больной. Надо идти.
Финансовый вопрос* уже решен благополучно. Я вырезал из «Осколков» свои мелкие рассказы и продал их Сытину на десять лет*. Затем, как оказывается, могу взять тысячу рублей в «Русской мысли», где, кстати сказать, мне сделали прибавку*. Платили 250, а теперь 300.
Мне опротивело писать, и я не знаю, что делать. Я охотно бы занялся медициной, взял бы какое- нибудь место, но уже не хватает физической гибкости. Когда я теперь пишу или думаю о том, что нужно писать, то у меня такое отвращение, как будто я ем щи, из которых вынули таракана — простите за сравнение. Противно мне не самое писание, а этот литературный entourage, от которого никуда не спрячешься и который носишь с собой всюду, как земля носит свою атмосферу.
Погода у нас чудесная, не хочется никуда уезжать. Надо писать для августовской «Русской мысли»*; уже написал, надо кончать. Будьте здоровы и благополучны. Нет места для крысиного хвоста, пусть подпись будет куцей.