— А нну-ка, чтобы аж губы вспухли!
Таня смело протянула свои обнаженные загорелые руки-, обняла шею рабочего и сердечно и просто поцеловала его в губы. Голубые глаза опять блеснули весельем и нежностью. Пенза ответил так же ласково и почувствовал, что уже давно у него на душе не было так легко и светло, как теперь, при шуме и гвалте этой веселой молодой компании и после крепкого поцелуя этой милой девушки.
— Ну, а теперь по старинному обычаю хорошенько обматерите друг друга…
Пенза не нашел сразу, как бы посмешнее выругать девушку. А потом усмехнулся.
— Эх ты, одноногая парашютистка!..
— Классически… Нет, слабо… Ну, а ты, Танька… Лай его покрепче!
Девушка наморщила лоб, а потом весело засмеялась: —Эх ты, липовый маршал!
На этот раз сам Пенза от души расхохотался. Его смех, впервые громко прозвучавший в молодой компании, вызвал самый заразительный отклик.
— Вот, чорт, — с трудом промолвил Ведмедик, вытирая выступившие от смеха слезы. — Никогда в жизни так не ржал, как сегодня. Прямо зараза…
— Правильно, стрелок. Если глотка водкой смазана — оно всегда веселее. А мы вот теперь, на закуску, песенку какую-нибудь грянем. Д'Артаньяшка, сбегай, друже, к соседям — попроси гармошку. А ты, Танька, настройся спеть нашу комсомольскую… Там ведь как раз про меня сказано — «холодный полюс откроем». Скоро, может, я от вас улечу в ледяные тартарары. Шрайб открыткес по адресу: «Северный полюс. Полмарксу»…
— Идет.
— Правильно: «пой песни, хоть тресни, а жрать не проси…» Через минуту грянули первые аккорды гармонии, и свежий мелодичный голосок Тани зазвенел в притихшей комнатке:
Хор тихо и дружно подхватил:
Опять зазвучали смелые бодрые слова, полные молодого задора:
Песня звучала с большим подъемом. Пенза с новым для него Наслаждением, вслушивался в мягкий голосок Тани и внимательно присматривался к лицам молодых людей и выражению их чувств. Хоровая фраза — «Из нас героем становится любой» — прозвучала уверенно и твердо. Молодые лица сияли, глаза смотрели бодро и смело — молодежь пела о самой себе:
Опять хор прозвучал, словно какая-то песенная клятва: «
Да, «Интернационал» так не поют, — мелькнуло в мыслях у Пензы. — Молодое сердце уже не вздрагивает от призывов мировой революции. Ему, русскому молодому сердцу, дай другие слова — Родину, Россию, Отечество. Героизм во имя Ее… Только это поднимет ее на бой, на жертвы, на смерть. Молодая Россия хочет во что-то верить и кого-то любить. Тысячелетняя история великого народа звучит даже в этих горячих звуках, в этих словах, от которых загораются русские сердца:
Пенза так задумался над своими мыслями, что не сразу заметил, как стали убирать стол, чтобы освободить место для танцев. Он встряхнулся и еще раз, улыбаясь по-новому, оглядел своих молодых приятелей.
«Если таких вот ребят у нас много, не пропадем», — тепло подумал он. — На такие вот их чувства только и стоит ставить крупную ставку… С такой молодежью каждый победит!..
Потом, взглянув на часы-браслет, он подошел к Тане.
— Простите, хозяюшка, — начал он, но сердитый взгляд остановил его. — Да, виноват, — вспомнил он, улыбаясь, — прости, Таня… Но мне, к сожалению, уходить нужно — скоро моя смена на заводе. Я ведь и без того себя виновным чувствую — столько времени с вами пробыл! А ведь у меня изобретения лежат, дожидаются… Но уж очень хорошо было мне с вами — прямо душой отдохнул… А теперь покажи мне, милая, ход к воротам. А то уже темно и я у вас тут заблудиться могу.
Девушка даже и не пыталась убедить Пензу остаться подольше. Она уже знала, что если рабочий что-либо говорит, то это твердо, точно и… решено. Поэтому она молча подхватила его руку, они незаметно, не прощаясь, выскользнули из шумящей веселыми голосами комнаты и вышли в коридор. Через несколько минут они стояли у ворот на улицу.
— А, может быть, тебя, Миша, к траму проводить? — заботливо спросила Таня. — А то ты еще запутаешься…
Пенза благодушно рассмеялся.
— Ну, вот еще что выдумала! Иди назад, Танечка. У тебя ведь гости — потанцуешь за мое здоровье.
— Да, я ведь ка-а-апельку хромоножка!
— Ну, так тем более, тебе гулять незачем. До свиданья, милая.
