несколько секунд в трубке зашумело и арестованный произнес:
— Здорово, Иван Алексеевич! Узнаешь голос? Ну, ладно… Возьми-ка немедленно дежурную машину и приезжай срочно на Лубянку в комендатуру. Я тебя там жду. Имей в виду — срочно… Через четверть часа? Ладно. Пока.
Он положил трубку. Чекисты с некоторым недоумением смотрели на его потертую одежду, грязные сапоги, засаленную кепку.
— Спасибо товарищ. А теперь я тут посижу, подожду. Не ожидая разрешения, рабочий сел на стул и стал закуривать. Комендант рассердился.
— Это вы, товарищ, уже чересчур, — раздраженно сказал он. — Как арестованный, кто бы вы ни были, вы обязаны подчиняться. Можете подождать в камере.
Пенза, закуривая, пожал плечами.
— Да поймите же вы, наконец, товарищ комендант, что я вовсе не арестованный, а тут вышло простое недоразумение, которое через четверть часа выяснится.
— Ну и просидите в камере эти четверть часа!
— И меня обыщут?
— Ну, а ясно… Правила-то на что существуют?..
— Ох, товарищ! Видно, не пойти вам выше должности коменданта. Сообразительности не хватает, — вздохнул Пенза, опять поднимаясь и туша папиросу в пепельнице на столе коменданта. — Ну, что ж — ничего не поделаешь. Дайте мне кабинет наркома!
— Какого наркома?
— А разве у вас их два? Кабинет товарища Ежова.
— Да бросьте вы, в самделе, дурака валять, — рассердился чекист. — Станет Ежов со всяким тут рабочим время в разговорах терять? Ему теперь не до вас — забот полон рот… Идите в камеру немедленно. А то, как бы худо не вышло…
— И в самом деле — довольно рассуждать, — резко оборвал его Пенза. — Я приказываю вам соединить меня немедленно с кабинетом товарища Ежова. Слышите: приказываю, иначе вы ответите по службе… Если я вас дурачу — я и в ответе буду. Ну?
Голос опять звучал так повелительно и, вместе с тем, так просто, что комендант, наконец, понял, что этот рабочий имеет в самом деле какое-то странное право приказывать ему, дежурному коменданту Лубянки. Он смущенно взял трубку и через несколько секунд заговорил:
— Да, да… Лично. Очень важно. Срочное требование одного тут важного арестованного… Да, да… Под мою ответственность…
Комендант оторвался от трубки и протянул ее рабочему. Тот, не спеша, затянулся папиросой и, под настороженными и недоверчивыми взглядами чекистов, взял трубку телефона.
Несколько секунд царило молчание. Потом рабочий спросил:
— Это ты, Николай Иванович?.. Не узнаешь? Ну, плохие, брат, у тебя аппараты. Или, может быть, так делами заморочен? Кто? Да, Тухачевский!.. Ara, теперь узнал? Ха-ха-ха!.. Ну, здравствуй. Спустись-ка, брат, сюда в комендатуру на минутку, выручи меня… Что? Ладно…
Когда арестованный, улыбаясь, опустил трубку, в комендатуре воцарилось подавленное молчание. Каждый всматривался в спокойное лицо «арестованного» и удивлялся тому, как это он раньше не узнал в нем известного им всем маршала. Даже в костюме рабочего…
Через несколько минут раздались уверенные шаги и в комнату вошел низенький надменный Ежов. Удивленно оглянув окружающих, он готов был о чем-то резко спросить, когда навстречу ему поднялся со стула улыбающийся «арестованный».
— Вот чорт? — не скрывая своего удивления, сказал нарком, пожимая руку маршалу. — Ты, Михаил Николаевич? В таком виде?
— Ничего, Николай Иваныч, не сделаешь, — иногда и это нужно. Помнишь, как Ильич говаривал: «личная проверка выполнения — самое важное»… Надо кое-когда и свою контрразведку проверять…
— Ах, вот оно что? А как ты сюда попал?
Тухачевский пожал плечами и не без юмора взглянул на коменданта. Тот вытянулся в струнку и негромко ответил на сердито-вопросительный взгляд начальника:
— Так что, товарищ нарком… Гражданин этот… То есть, прошу прощения, товарищ маршал, был арестован при задержании гражданки Смолиной…
— Какой гражданки?
— По вашему срочно-боевому приказу… По тому, вечернему!
— Ах, вот оно что!.. Как же ты, Михаил Николаевич, оказался с той девушкой?
— Ну, уж и поухаживать на старости лет нельзя? — засмеялся Тухачевский. — Разве лунные ванны уже декретом запрещены? А девочка она прямо расчудесная…
В эту минуту в комендатуру быстро вошел адъютант маршала Смутный. Увидев своего начальника в разговоре с Ежовым, он вытянулся.
— Ну, спасибо, дружище. Все в порядке… Пойдем-ка, Николай Иванович, я тебе имею кое-что сказать… Мне можно идти, товарищ комендант? — совершенно серьезно повернулся он к чекисту. — Или я все еще арестованный?
— Помилуйте, товарищ маршал… Просим прощения…
— Не за что, — ответил Тухачевский, беря свой фальшивый паспорт и Сэведж. — Вы по службе были вполне правы. Твои ребята, Николай Иванович, вполне толково и резонно работают. Выдай им, пожалуйста, за мой счет наградные… Чуть меня не пристрелили…
— Ладно, ладно. Идем, Михаил Николаевич. Тебя пристрелить — еще, пожалуй, пуля такая не отлита. Да и потом — советского маршала стрельнуть — честь, брат, немалая!..
Когда они оба вышли из комендатуры, Ежов, понизив голос, серьезно спросил:
— Ну, а все-таки… Как ты очутился с этой девочкой?
— А что… Подозрительна она, что ли?
— Еще бы… Она замешана в сегодняшнем покушении на Сталина!
Тухачевский удивленно свистнул.
— Это она-то? Тут что-то не то… Я с нею сегодня весь вечер вместе провел. И за нее ручаюсь совершенно. Допроси ее и выпусти.
— Ручаешься? — косо посмотрел на него Ежов.
— Совершенно! И чтобы тебе было спокойнее, пришли ее после твоего допроса ко мне. Я дополнительно ее прощупаю. Если что-либо будет неясное — сообщу тебе. Гарантирую, что она не сбежит и отвечаю за это полностью.
Ежов опять искоса поглядел на Тухачевского и чуть пожал плечами — в голосе сурового маршала были нотки какого-то волнения. Но ссориться с членом ЦК Ежов не хотел. Да ведь, кроме того, девушка была пока в его распоряжении, за решетками его НКВД… Что-то тут странное! Надо будет проследить за этой парочкой повнимательнее. Девушку выпустить, но «держать на короткой цепочке». Может быть, что- либо выяснится еще и совсем неожиданное? Пусть приманка погуляет на свободе…
— Ладно, — после нескольких секунд молчания сказал, наконец, Ежов. — Это только, брат, для тебя я такое служебное преступление сделаю. Как ни говори — она под сильным подозрением. Но уж если ты за нее ТАК ручаешься…
Через несколько минут, еще не успевшая даже как следует испугаться, Таня сидела перед столом следователя. Сам Ежов стоял в стороне в качестве зрителя. Арестованная чистосердечно рассказала историю своего знакомства со студентом Полевым, сообщила все известные ей о приятеле подробности, и Ежову скоро стало очевидно, что с политической стороны эта девушка вне подозрений. По методу НКВД, сразу же после покушения все лица, причастные к его виновникам, были немедленно арестованы, но, очевидно, эта славная девушка, за которую так твердо ручался маршал, была в самом деле непричастна к бомбам в МХАТ'е. Выспросив, что еще можно было, о знакомых д'Артаньяна (другого террориста Таня вообще не знала), следователь вопросительно посмотрел на Ежова.
Тот, стоя в тени в углу кабинета, задал ей несколько вопросов об арестованном вместе с ней спутнике. Таня так же простосердечно и откровенно рассказала, как она познакомилась с мастером
