бы стоят слезы, вот-вот готовые хлынуть по зеленоватым щекам.
— Ыыл йа ууут.
Голос незнакомца рождался откуда-то из глубины горла, и слова с бульканьем выскакивали на волю, словно пузырьки томящегося на огне кушанья.
— Что? Не пойму, что вы хотите сказать?
Голова незнакомца качнулась из стороны в сторону. Дряблая кожа на шее сложилась в гармошку, пальцы выстукивали дробь на подлокотниках кресла.
— Жыыыыл йаа тууут.
— Ах, вы тут жили! — Догадка осенила мистера Голдсмита, и нежданно выявленный у себя дар переводчика польстил ему. — Ну что ж, но теперь-то ты тут не живешь, так что сделай милость — катись отсюда.
Незнакомец заворочался в кресле. Подобрались ноги, обтянутые видавшими виды вельветовыми штанами. Руки уперлись в подлокотники, и долговязая фигура выпрямилась во весь рост. Мужчина двинулся к мистеру Голдсмиту, и вместе с ним всколыхнулось зловоние. Мистер Голдсмит оцепенел и мог лишь широко распахнутыми затравленными глазами следить за приближавшимся ужасом.
— Не подходи! — взвизгнул он. — Только дотронься до меня… и я закричу…
Лицо непрошеного гостя оказалось всего в нескольких дюймах от него. Костлявые пальцы вцепились в отвороты пиджака и с нежданной силой тряхнули коротышку. Послышались булькающие звуки, постепенно сложившиеся в подобие речи:
— А-а… йа… мёрв… А-а… йа… мёрв…
Мистер Голдсмит не мигая смотрел в водянистые глаза незнакомца, и будь здесь кто-то третий, он бы непременно решил, что это закадычные друзья обмениваются последними новостями.
— Ты… что?
Опять запрыгали булькающие слова:
— А-а… йа… мёрв…
— Да ты просто псих, — выдохнул мистер Голдсмит.
— А-а… мёрв…
Мистер Голдсмит взвизгнул, как перепуганный щенок, вырвался и помчался к входной двери. Ноги сами понесли его вниз по ступенькам, потому что в затуманенной ужасом голове места для мыслей не осталось.
Мимо мчались витрины магазинов. Мелькали отсвечивающие желтым в свете фонарей плитки мостовой. В затуманенное зрение врывались тревожные лица и тотчас пропадали. И все время по темным закоулкам мозга, словно отдаваясь эхом, носились клокочущие, нечленораздельные слова незнакомца: «А- а… йа… мёрв…»
— Минуточку, сэр.
Кто-то схватил его за плечо сильной рукой, и мистера Голдсмита развернуло от внезапной перемены направления полета. На него сверху вниз подозрительно глядели маленькие голубенькие глазки дородного полицейского.
— Нехорошо, сэр. Если так носиться по улицам, то недолго и шею свернуть.
Мистер Голдсмит изо всех сил пытался перевести дух, чтобы скорее поделиться бесценной информацией. Разделить бремя знания. Наконец это ему удалось:
— Он… он мертв…
Железный капкан на плече сжался еще сильнее.
— Так, успокойтесь. Расскажите с самого начала. Кто мертв?
— Он… — задыхаясь, бормотал мистер Голдсмит, — он позвонил в мою дверь и все жал и жал на кнопку звонка… жил он там… потом уселся в мое кресло… и сказал мне… что он мертв.
Воцарилось тяжелое молчание, прерываемое лишь шелестом проезжавшей мимо машины. Водитель с интересом глянул на уличную сцену: маленький человечек задержан железной дланью могучего полицейского.
Сила закона наконец-то обрела голос:
— Так он вам сказал, что мертв?
— Да, — кивнул мистер Голдсмит, почувствовавший громадное облегчение от того, что поделился этой ужасающей тайной с представителем органов правопорядка. — Он произносил это слово как «мёрв».
— Странный акцент, похоже, труп из гастарбайтеров, — тяжеловесно пошутил полицейский.
— Не думаю, — покачал головой мистер Голдсмит. — Нет, у него, наверное, голосовые связки разлагаются. Поэтому слова и клокочут в горле. Они… словно выбулькиваются наружу.
— Выбулькиваются, — сухо повторил констебль.
— Да, — подтвердил мистер Голдсмит, вспомнив еще одну важную деталь. — А еще от него пахнет.
— Спиртным? — предположил полицейский.
— Нет, чем-то кисло-сладким. Напоминает запах прогоркшего молока или увядших роз.
На этот раз молчание затянулось подольше, нежели в первый раз. В конце концов констебль глубоко вздохнул:
— Думаю, надо пойти к вам домой и посмотреть, что там происходит.
— Может, не стоит? — задрожал мистер Голдсмит.
— Стоит, — уверенно заявил офицер.
Входная дверь была нараспашку.
— Может, — замялся не особо храбрый мистер Голдсмит, — вы войдете первым?
— Хорошо, — кивнул констебль, расправил плечи и шагнул в квартиру.
Храбрости мистера Голдсмита хватило на то, чтобы, войдя, остановиться на половичке у двери.
— В гостиной, — крикнул он, — он был в гостиной. Дверь налево!
Полицейский, тяжело ступая, скрылся в указанной комнате и вскоре вновь предстал перед хозяином квартиры.
— Там никого нет, — констатировал он.
— Тогда в спальне. — Мистер Голдсмит показал на другую дверь. — Должно быть, он там спрятался.
С сознанием долга полицейский последовательно осмотрел спальню, кухню и ванную комнату и затем снова вернулся в прихожую.
— Думаю, вы в безопасности и тоже можете войти, — едко заметил он. — В квартире никого, ни живых, ни мертвых.
Мистер Голдсмит вновь вступил в свои владения, словно вернувшийся из изгнания король.
— А теперь, — полицейский достал записную книжку и шариковую ручку, — составим протокол.
— Простите?
— Каков из себя тот тип? — терпеливо пояснил офицер.
— Ах да. Он высокий, худой — очень худой, глаза у него слезятся, как будто готовы вытечь в любую минуту, волосы черные, спутанные, одет в пальто, застегнутое на одну пуговицу…
— Погодите, — прервал его полицейский. — Не так быстро. На одну пуговицу…
— Обломок пуговицы, — значительно добавил мистер Голдсмит. — Носит он ужасные вельветовые штаны. И выглядит словно мертвец. Если вдуматься, я не припомню, чтобы он дышал. Я даже уверен: он не дышит.
Констебль убрал записную книжку и занял позицию на коврике у входной двери.
— А теперь, мистер…
— Голдсмит. Эдвард. Джей. Голдсмит.
— Так вот, мистер Голдсмит…
— Джей означает Джеремия, но я никогда не пользуюсь этим именем.
— Мистер Голдсмит, вот что я вам скажу. — У констебля был вид человека, через силу выполняющего обязанности. — На своем веку я повидал изрядное количество трупов, то есть мертвецов, и ни один из них не разговаривал. Будьте уверены, это истинная правда. Они могут рыгать, подергиваться, приподниматься,
