признаться.
Они с Роже осматривали участок, чтобы установить его границы; Филип захотел поближе взглянуть на сад и водяную мельницу. Они подошли почти к границе сада — местами приходилось продираться через заросли высоченной крапивы, — когда Филип с удивлением заметил ржавую железную ограду, окружавшую довольно большой участок земли; за деревьями мелькали белые камни.
Роже был удивлен не меньше своего работодателя. Мужчины, побуждаемые любопытством, двинулись вперед и вскоре оказались перед замысловатыми железными воротами, украшенными ржавой металлической лентой со знакомой надписью; каменные столбы ворот были покрыты мхом и лишайником; шар, венчавший одну из колонн, давно скатился в траву.
Ворота были не заперты, и после некоторого колебания мужчины вошли на кладбище. От протяжного скрипа ворот, вращавшихся на полуразрушенных от времени петлях, у обоих стало нехорошо на душе.
На кладбище было около тридцати склепов, а с того дня, как последний покойник занял свое место, прошло не менее века. Пока они озирались по сторонам, Роже сказал с дрожью в голосе:
— Должно быть, это и есть старое кладбище де Меневалей. Помню какие-то старые истории — горожане говорили, что этот род проклят и произошли большие церковные дебаты насчет того, пристойно ли хоронить их на городском погосте. После этого епископ велел устроить подальше от города частное кладбище для членов семьи.
При этих словах Филип не смог подавить дрожи; на него произвело мрачное впечатление это место. Он теперь понял, что деревья в конце сада были посажены как раз для того, чтобы скрыть кладбище от глаз случайного наблюдателя. Ему стало ясно, откуда берется этот зловещий туман, поднимающийся над садом по ночам. Место было нездоровым, и Филип решил, что нужно посоветоваться с людьми из отдела здравоохранения.
Филип и Роже прошлись по коротким аллеям, разделявшим старое кладбище на секторы, и оказались перед внушительным памятником, расположенным в самом дальнем углу; его окружали разросшиеся лавровые кусты, нижняя часть монумента была скрыта в зарослях ежевики. Филип с интересом отметил, что склеп был выстроен в виде древнегреческого храма.
На стене склепа повторялся тот же геральдический щит, что и на фреске в холле; он увидел имена Эктора де Меневаля и других представителей рода. Даты рождения и смерти вроде бы уже стерлись. Хотя нет, присмотревшись, Филип заметил, что даты рождения были видны ясно, но на том месте, где обычно ставится год смерти, не было ничего, даже обычное тире между этими датами отсутствовало. Это выглядело странно.
Роже озадаченно разглядывал длинную латинскую надпись, тянувшуюся вдоль стены склепа. Она означала примерно следующее: 'Они могущественны и познали великую радость; они вкусят Вечной Жизни'. Почему-то эта надпись произвела на Филипа неприятное впечатление, и он невольно вспомнил коварно- злобное выражение на лице старика с фрески.
Он уже собирался уходить, когда его позвал Роже. Присоединившись к другу, который трясущимся пальцем указывал в сторону, он увидел, что часть стены склепа обвалилась. Земля осыпалась внутрь, увлекая за собой обломки мрамора.
В зияющем проломе они разглядели темные ступени и в отдалении — нечто вроде катафалка. Из отверстия исходил отвратительный запах падали. Пройдя немного вдоль стены, Филип заметил еще одну странную вещь. Трава рядом с дырой в стене была примята, словно здесь протащили нечто тяжелое; след уходил в сторону зловещих кустов, окружавших кладбище.
Ни Филипу, ни Роже не захотелось идти по этому следу, и через несколько мгновений по молчаливому взаимному согласию они поспешили к дорожке, ведущей в сторону дома. Ворота насмешливо скрипнули у них за спиной.
Филип никому не стал рассказывать подробности своей прогулки по кладбищу. А на следующей неделе был праздник, кульминацией которого стал сюрприз Филипа.
Хозяин издательства, выпускавшего книги Филипа, должен был на несколько дней приехать в Бургундию; он обещал провести с ними день и осмотреть их новое жилище. Филип организовал в его честь вечеринку, и гвоздем программы должно было стать некое чудо в большом холле. За три дня до вечеринки в помещение не разрешалось входить ни друзьям, ни домочадцам и по всему дому разносился стук молотков и визг пил. Роже и Филипп совещались о чем-то за закрытыми дверями; рабочие таскали туда-сюда доски, покрытые замысловатой резьбой, и с улыбкой отрицали, что им что-то известно.
И вот двери большого холла распахнулись. В центре стояли столы с напитками и едой, в очаге пылала целая поленница дров — в помещении было холодно, несмотря на лето и деревянную обшивку стен. Взгляды гостей были прикованы к сооружению, над которым Роже и Филип работали целый год.
Сверху по всему периметру холла тянулась легкая галерея. По сторонам от входных дверей располагались две изящные лесенки из резного дуба, с полированными ступенями, ведущие наверх. Галерея пестрела всеми цветами радуги — тысячи книг, гордость Филипа, заключенные в аккуратные деревянные стеллажи, украшали стены. Все это выглядело потрясающе, и гости не смогли сдержать восторженного шепота.
Несколько минут спустя, поднимаясь по лестнице под руку с Филипом, Анжела подумала, что это действительно шедевр, достойное украшение большого холла. С высоты тридцати футов она взглянула на каменный пол, на волнующееся многоцветное море гостей; шум разговоров был подобен гулу прибоя, заглушающего звон бокалов. С галереи можно было и полюбоваться великолепным видом из окон; опершись на прочное ограждение, Анжела без страха смотрела на далекие горы, затянутые голубой дымкой.
Галерея слегка снижалась над камином, как раз под деревянной панелью, прикрывавшей фреску. С точки зрения Анжелы, это был единственный недостаток сооружения; ведь, если панель откроют, зритель, находящийся на галерее, окажется в непосредственной близости от зловещего старика.
Именно это и испортило Анжеле праздник. Они с Филипом наслаждались видом с галереи, когда Роже или еще кто-то, находившийся внизу, решил продемонстрировать любопытным гостям оригинальное устройство. Нажали кнопку, панель неслышно скользнула в сторону, и Анжела снова увидела отвратительную сцену. Это было так неожиданно, что она ахнула и отшатнулась назад, к перилам.
Филип мгновенно оказался рядом с ней, лицо его выражало озабоченность.
— В чем дело? — спросил он.
— Ничего, — пробормотала она. — У меня просто голова закружилась, вот и все. От высоты, наверное.
Когда Филип вел жену вниз, когда-то смело смотревшую в долины с самых высоких горных вершин, она оглянулась на фреску, но оптический обман, так сильно напугавший ее, не повторился. Она могла поклясться, что глаз мерзкого виконта на мгновение закрылся, как будто старик двусмысленно подмигнул ей. Должно быть, такой эффект дали шероховатая поверхность стены и блики на стекле, прикрывавшем теперь фреску.
IV
Лето подходило к концу. Филип вошел в привычный рабочий ритм, Роже появлялся в доме редко, оставшиеся двое строителей мирно лодырничали в хорошую погоду, добавляя последние штрихи к интерьеру. Анжела была слишком занята, чтобы думать о всяких ужасах, она занималась хозяйством и обставляла дом.
Аббат приходил к ним в гости весьма часто. Анжела была рада его обществу, рада была видеть его доброе лицо; присутствие аббата давало ей чувство покоя и безопасности. Монсеньор Жоффруа был интересным собеседником и обладал чувством юмора, его присутствие оживляло ужины в Сером Доме, когда ночные мотыльки кружились около ламп, а обитатели дома наслаждались вечерним отдыхом на балконе и великолепным видом, не перестававшим восхищать их.
Несколько раз супруги навещали аббата в его квартире в старинном университетском здании и были поражены размерами и древностью книжного собрания — самой большой гордости этого учебного
