Юра снова уселся у печки, не обращая внимания даже и на сало; водка его вообще не интересовала. Его глаза под темной оправой очков казались провалившимися куда-то в самую глубину – черепа.
– Боба, – спросил он, не отрывая взгляда от печки, – не мог бы ты устроить его в лазарет надолго?
– Сегодня мы приняли 17 человек с совсем отмороженными ногами, – сказал, помолчав, Борис.
– И еще пять саморубов. Ну, тех вообще приказано не принимать и даже не перевязывать.
– Как, и перевязывать нельзя?
– Нельзя. Чтоб не повадно было.
Мы помолчали. Борис налил две кружки и из вежливости предложил Юре. Юра брезгливо поморщился.
– Так что же ты с этими саморубами сделал? – сухо спросил он.
– Положил в покойницкую, где ты от БАМа отсиживался.
– И перевязал? – продолжал допрашивать Юра.
– А ты как думаешь?
– Неужели, – с некоторым раздражением спросил Юра, – этому Авдееву совсем уж никак нельзя помочь?
– Нельзя, – категорически объявил Борис. Юра передернул плечами. – И нельзя по очень простой причине. У каждого из нас есть возможность выручить несколько человек. Не очень много, конечно. Эту ограниченную возможность мы должны использовать дня тех людей, которые имеют хоть какие-нибудь шансы стать на ноги. Авдеев не имеет никаких шансов.
– Тогда выходит, что вы с Ватиком глупо сделали, что вытащили его с 19-го квартала.
– Это сделал не я, а Ватик. Я этого Авдеева тогда в глаза не видал.
– А если бы видал?
– Ничего не сделал бы. Ватик просто поддался своему мягкосердечию.
– Интеллигентские сопли? – иронически переспросил я.
– Именно, – отрезал Борис. Мы с Юрой переглянулись. Борис мрачно раздирал руками высохшую в ремень колючую рыбешку.
– Так что наши БАМовские списки по-твоему тоже интеллигентские сопли? – с каким-то вызовом спросил Юра.
– Совершенно верно.
– Ну, Боба, ты иногда такое загнешь, что слушать противно.
– А ты не слушай.
Юра передернул плечами и снова уставился в печку.
– Можно было бы не покупать этой водки и купить Авдееву четыре кило хлеба.
– Можно было бы. Что же, спасут его эти четыре кило?
– А спасет нас эта водка?
– Мы пока нуждаемся не в спасении, а в нервах. Мои нервы хоть на одну ночь отдохнут от лагеря. Ты вот работал со списками, а я работаю с саморубами.
Юра не ответил ничего. Он взял окунька и попробовал разорвать его. Но в его пальцах, иссохших, как этот окунек, силы не хватило. Борис молча взял у него рыбешку и разорвал ее на мелкие клочья. Юра ответил ироническим «спасибо», повернулся к печке и снова уставился в огонь. Несколько погодя он спросив резко и сухо:
– Так все-таки почему же БАМовские списки – это интеллигентские сопли?
Борис помолчал.
– Вот видишь ли, Юрчик, поставим вопрос так: у тебя, допустим, есть возможность выручить от БАМа икс человек. Вы выручали людей, которые все равно не жильцы на этом свете и следовательно, посылали людей, которые еще могли бы прожить какое-то время, если бы не поехали на БАМ. Или будем говорить так: у тебя есть выбор послать на БАМ Авдеева или какого-нибудь более или менее здорового мужика. На этапе Авдеев помрет через неделю. Здесь он помрет, скажем, через полгода, больше и здесь не выдержит. Мужик, оставшись здесь, просидел бы свой срок, вышел бы на волю, ну и так далее. А после БАМовского этапа он станет инвалидом и срока своего, думаю, не переживет. Так вот, что лучше и что человечнее: сократить ли агонию Авдеева или начать агонию мужика.
Вопрос был поставлен с той точки зрения, от которой сознание как-то отмахивалось. В этой точке зрения была какая-то очень жестокая, но все-таки правда. Мы замолчали. Юра снова уставился в огонь.
– Вопрос шел не о замене одних людей другими. – сказал он, наконец. – Всех здоровых все равно послали бы, но вместе с ними послали бы и больных.
– Не совсем так. Но, допустим. Так вот эти больные у меня сейчас вымирают в среднем человек по тридцать в день.
– Если стоять на твоей точке зрения, – вмешался я, – то не стоит и сангородка городить. Все равно только отсрочка агонии.
– Сангородок – это другое дело. Он может стать постоянным учреждением.
– Я ведь не возражаю против твоего городка.
