мне Ваше письмо*, где Вы говорите о том, чтобы я похлопотал насчет его, брата, почетного гражданства*. С удовольствием, только напишите мне, где этот самый «наблюдательный комитет» и кто там главный или главные.
Мне нездоровится, между тем нужно ехать в Москву*. Во-первых, тянет туда ужасно, и, во вторых, денег нет, надо поработать немножко, пьесу поставить* и проч. и проч. В письме к брату Вы пишете о моем юбилее*. Юбилей сей будет еще нескоро*, вероятно, в 1906 или даже в 1907 г. (в январе, вернувшись домой, перерою у себя старые письма и наведу справки); да и помимо сего, мне нездоровится, настроение у меня совсем не юбилейное, и я убедительно прошу Вас отложить юбилей и разговоры о нем* впредь до благоприятного будущего. В январе, наведя справки; я напишу Вам подробно и обстоятельно, а пока будьте отцом-благодетелем, отложите вопрос об юбилее на самую верхнюю полку.
В эту осень я чувствую себя хуже, чем в прошлую. Второй том Шильдера «Николай Первый» будет выслан*, Пушкин — тоже*.
Теперь я в Ялте, после первого декабря мой адрес будет такой: Москва, Петровка, д. Коровина.
Желаю Вам всего хорошего, будьте здоровы и благополучны. Крепко жму руку.
На конверте:
Книппер-Чеховой О. Л., 27 ноября 1903*
4254. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ
27 ноября 1903 г. Ялта.
Дусик, собачка нужна в I акте мохнатая*, маленькая, полудохлая, с кислыми глазами, а Шнап не годится. Очевидно, мне будет позволено приехать в Москву в августе*, не раньше. Милая моя начальница, строгая жена, я буду питаться одной чечевицей, при входе Немировича и Вишневского буду почтительно вставать, только позволь мне приехать. Ведь это возмутительно — жить в Ялте и от ялтинской воды и великолепного воздуха бегать то и дело в W. Пора же вам*, образованным людям, понять, что в Ялте я всегда чувствую себя несравненно хуже, чем в Москве. Было спокойное, тихое море, а теперь бурлит, высокие волны хватают до самого неба, и дождетесь вы того, что погода так испортится, что нельзя будет ни выехать, ни доехать.
Я приеду в спальном вагоне; шубу не тащи в вагон, будет холодная, я надену ее в вокзале.
Какой ты стала скрягой! Ты скоро будешь наклеивать на письмах марки, уже бывшие в употреблении. Отчего ты ничего не телеграфируешь? Я боюсь, что приказ ехать в Москву* ты пришлешь по почте, а не по телеграфу. Я тебе отдам десять рублей, только не скупись, телеграфируй мне, не жадничай.
Скажи матери, что стекло от очков*, оказалось, было обронено Варварой Константиновной, которая, кстати сказать, обещала побывать у меня еще до моего отъезда.
Стало холодно. Погожу немного, если не напишешь или не телеграфируешь, чтобы я приехал, то уеду в Ниццу или куда-нибудь, где повеселее.
Обнимаю тебя, лошадка, господь с тобой, моя радость. Итак, я жду и жду.
На конверте:
Книппер-Чеховой О. Л., 29 ноября 1903*
4255. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ
29 ноября 1903 г. Ялта.
Я уже не знаю, лошадка, что мне делать и что думать. Меня упорно не зовут в Москву* и, по-видимому, не хотят звать. Написала бы откровенно, почему это так, что за причина, и я не терял бы времени, уехал за границу. Если бы ты знала, как скучно стучит по крыше дождь, как мне хочется поглядеть на свою жену. Да есть ли у меня жена? Где она?
Больше писать не стану, это как Вам угодно. Писать не о чем и не для чего.
Если получу сегодня телеграмму, то привезу тебе сладкого вина, если же не получу, то кукиш с маслом.
Шнап, повторяю, не годится. Нужна та облезлая собачонка, которую ты видела, или вроде нее. Можно и без собаки.
Ну, обнимаю тебя.
На конверте:
Книппер-Чеховой О. Л., 30 ноября 1903*
4256. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ
30 ноября 1903 г. Ялта.
Выезжаю вторник*.
На бланке:
Плещееву А. А., 5 или 6 декабря 1903*
4257. А. А. ПЛЕЩЕЕВУ
5 или 6 декабря 1903 г. Москва.
Был бы очень рад повидаться с Вами*, потолковать, вспомнить старину.
Я бываю дома утром от 10 до 12½, затем — в Художественном театре на репетиции до 4, потом
