которого ты должна любить. И этот мавр целует свою дусю.
Как Фомка?* Маше* он нравится, но она говорит, что это не настоящий такс, а помесь.
На конверте:
Дягилеву С. П., 30 декабря 1902*
3940. С. П. ДЯГИЛЕВУ
30 декабря 1902 г. Ялта.
Многоуважаемый Сергей Павлович.
«Мир искусства» со статьей о «Чайке»* я получил, статью прочел — большое Вам спасибо. Когда я кончил эту статью, то мне опять захотелось написать пьесу, что, вероятно, я и сделаю после января*.
Вы пишете*, что мы говорили о серьезном религиозном движении в России. Мы говорили про движение не в России, а в интеллигенции. Про Россию я ничего не скажу, интеллигенция же пока только играет в религию и главным образом от нечего делать. Про образованную часть нашего общества можно сказать, что она ушла от религии и уходит от нее все дальше и дальше, что бы там ни говорили и какие бы философско-религиозные общества ни собирались. Хорошо это или дурно, решить не берусь, скажу только, что религиозное движение, о котором Вы пишете, — само по себе, а вся современная культура — сама по себе, и ставить вторую в причинную зависимость от первой нельзя. Теперешняя культура — это начало работы во имя великого будущего, работы, которая будет продолжаться, быть может, еще десятки тысяч лет для того, чтобы хотя в далеком будущем человечество познало истину настоящего бога — т. е. не угадывало бы, не искало бы в Достоевском, а познало ясно, как познало, что дважды два есть четыре. Теперешняя культура — это начало работы, а религиозное движение, о котором мы говорили, есть пережиток, уже почти конец того, что отжило или отживает. Впрочем, история длинная, всего не напишешь в письме.
Когда увидите г. Философова, то, пожалуйста, передайте ему мою глубокую благодарность*. Поздравляю Вас с новым годом, желаю всего хорошего.
Книппер А. И., 30 декабря 1902*
3941. А. И. КНИППЕР
30 декабря 1902 г. Ялта.
С Нов<ым> год<ом>.
На бланке:
Книппер-Чеховой О. Л., 30 декабря 1902*
3942. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ
30 декабря 1902 г. Ялта.
Милая моя актрисуля, пошел сегодня к Островскому, зубному врачу, кончать дело; он осмотрел зуб, запломбированный неделю назад, и сказал, что надо бы переменить пломбу, получше бы сделать. Вынул пломбу, а в это время пришли к нему по делам еврейского кладбища (он еврейский староста) и увели его к покойникам, а я вернулся домой без пломбы, злой, полубольной. Как тебе это понравится?
Получил милое письмо от Батюшкова*. Вообще в эти дни я много получил писем. У Маши* сегодня сильно болит голова. Пришли индейки и утки, выписанные m-me Бонье из Курска, но есть их не придется, так как они провоняли.
Да, дуся, новые полотенца хороши, спасибо тебе, хозяечка моя. Нежность, которая, по твоим словам, сидит во мне где-то на дне, я выпускаю из себя всю целиком, чтобы приласкать тебя и приголубить за эти полотенца, за твое письмо и вообще за то, что ты моя жена. Если бы мы с тобой не были теперь женаты, а были бы просто автор и актриса, то это было бы непостижимо глупо.
Варавка прислал две карточки, одну очевидно для тебя.
Опять мне что-то нездоровится сегодня. Ну, ничего, пустяки. Благословляю тебя, моего дусика, обнимаю.
На конверте:
Коновицеру Е. З., 30 декабря 1902*
3943. Е. З. КОНОВИЦЕРУ
30 декабря 1902 г. Ялта.
Дорогой Ефим Зиновьевич, с новым годом, с новым счастьем! Желаю, чтобы в 1903 году Вы были здоровы, покойны и богаты.
Будьте добры, напишите мне, что случилось с «Курьером»*, отчего и как произошла с ним беда. Пожалуйста, очень меня обяжете!
Евдокии Исааковне* и детям* мой привет и поздравления. Желаю всего хорошего, крепко жму руку.
На обороте:
