великолепный вид на Поповку (с горы вниз на долину), но ужасно, томительно жарко и пыльно, как никогда еще не было; здесь дождей нет, земля высохла и жарче, чем в Ялте, я перемогался. В Звенигороде ночевали, потом поехали в Воскресенск, или Новый Иерусалим. Здесь пошел дождь. Остановились в имении Морозова. Были в городишке, он все такой же скучный и приятный, дом Голохвастова очень состарился, но есть одно чудесное местечко за церковью на высоком берегу, со спуском к реке, со своим собственным берегом и с чудесным видом на монастырь. Матери и бабушке очень бы понравилось это место (10 шагов от церкви и весь монастырь как на ладони), но я не купил и не куплю, так как цены в Воскресенске теперь необычайные. За этот клочок земли в одну-полторы десятины с домиком просят десять тысяч. Отдадут и за восемь, но все же для Воскресенска это дорого. Я бы 4 тысячи дал. Уж очень хороший вид, простор, застроить никак нельзя, и чистенькое местечко, не загаженное; и берег свой, можно верши ставить. Теперь я в Москве, завтра опять еду в Наро-Фоминское, засяду писать, а в августе приеду в Ялту.
Я прожил 2 суток у Зинаиды Морозовой в Рубцове*, бывшем голохвастовском имении.
Фомка заболел, что-то вроде собачьей чумы. Но теперь, по-видимому, ему полегче. Похудел.
В Воскресенске видел я Э. И. Тышко*. Постарел, похудел, на костылях. Мне он очень обрадовался. Отец Сергий Холмогоров тоже, говорят, болен.
А в Ялте идут дожди? Молодцы.
Мамаше шлю привет. Бабушке, Поле и Арсению по поклону. Будь здорова и благополучна. Если Варвара Константиновна* в Ялте, то и ей поклон.
Поповой А. Н., 17 июня 1903*
4124. А. Н. ПОПОВОЙ
17 июня 1903 г. Наро-Фоминское.
Многоуважаемая Анастасия Николаевна!
Увы! — Владимир Владимирович* совершенно прав. В «Новом времени»* в восьмидесятых годах у меня был напечатан рассказ с таким концом, как он рассказывал Вам*. Впоследствии, когда я читал корректуру*, мне этот конец очень не понравился (теперь уже я не помню подробностей), показался не в меру холодным и суровым, я бросил рассказ; а потом выбросил конец*, прибавил вместо этого конца строчки две-три, и получилось то, что Вы находите по идее диаметрально противоположным. Конечно, как я теперь сознаю, этого рассказа мне вовсе не следовало печатать в книге, и почему я напечатал, как это вышло — теперь я не помню, так как это было уже давно.
Желаю Вам всего хорошего.
Искренно преданный
Суворину А. С., 17 июня 1903*
4125. А. С. СУВОРИНУ
17 июня 1903 г. Наро-Фоминское.
Спасите нас, о неба херувимы! Вчера вдруг приходит ко мне письмо с двадцатью адресами, испещренное двадцатью почтовыми отделениями, точно из Австралии; распечатываю и — что же? Оказывается, от Вас, послано 23 мая, в Новый Иерусалим! В этом месте я не был даже, а уезжал в Звенигородский уезд к Маклакову на один день*, я сказал Васе* и, кажется, Мише*, что еду в Нов<ый> Иерусалим, так как это место считается ближайшим к Маклакову. Значит, если Вы так долго не получали ответа, то вините не меня.
В Петербурге я пробыл лишь несколько часов, виделся с Марксом*. Разговоров особенных не было, он по-немецки предложил мне на леченье 5 тыс., я отказался, затем он подарил мне пуда два-три своих изданий, я взял, и расстались мы, решив опять повидаться в августе и поговорить, а до августа подумать.
Мише я ничего не говорил о Марксе, и то, что он передавал Вам, есть не что иное, как только его догадки. — А у меня в моей личной жизни опять нечто вроде переворота. Был я у проф. Остроумова, и тот, осмотрев меня как следует, обругал меня, сказал, что здоровье мое прескверно, что у меня эмфизема, плеврит и проч. и проч., и приказал мне проводить зиму не в Крыму, а на севере, около Москвы. Я, конечно, рад, но извольте-ка теперь искать на зиму дачу. Где я найду под Москвой такую, в которой можно было бы не околеть от холода и всяческих неудобств? Как бы ни было, я ищу все-таки и, когда найду, то напишу Вам.
Пришлите мне следующие №№ газеты*, предыдущие давно уже я запечатал в пакет и отдал Васе для передачи Вам. Мой адрес: Наро-Фоминское Москов. губ. О перемене адреса, буде она произойдет, сообщу своевременно.
Здесь на даче хорошая река, но удить не с кем.
Издатель «Русской мысли» Лавров очень болен (воспаление почек, грудная жаба), спешит устроить свой журнал*, чтобы он не попал в руки к наследникам. И дело, по-видимому, уже устроилось, журнал продан*, обеспечен, Гольцев остался главным и даже меня пригласили в заведующие беллетрист<ическим> отделом…
Итак, на зиму я остаюсь под Москвой, за границу Остроумов меня не пускает. («Ты, говорит, калека».) Буду с непривычки мерзнуть. Будьте здоровы и благополучны, желаю всего хорошего Вам и всем Вашим. Если получу от Вас следующие №№ газеты, то возвращу Вам их тем же порядком в пакете, через Васю.
Отмена плетей и бритья головы — это большая реформа*.
Эфросу Н. Е., 17 июня 1903*
4126. Н. Е. ЭФРОСУ
17 июня 1903 г. Наро-Фоминское.
Дорогой Николай Ефимович, — увы! — я даже не начинал пьесы*, а не то что, как Вы пишете, уже окончил. Что касается моего участия в «Русской мысли», то, вероятно, с осени я буду редактировать или заведовать там беллетристическим отделом, не касаясь всего прочего. Но я все-таки употреблю все старания, чтобы Вы
