Проанализировав эту информацию, советские историки пришли к единственно возможному (для них) выводу:
Вода (или иная жидкость) «скрыла голову» советских историков-пропагандистов, и они без малого полвека талдычили про то, что Сталин с Молотовым дрожали в ужасе при мысли о том, что эти шестьсот немецких танков, пройдя всю Польшу (а она тогда была раза в два шире нынешней!), бросятся по осенней распутице, прямиком через болота Белоруссии, на Смоленск и Москву. И что только отчаянное желание «отрыгнуть» от этой неумолимой опасности заставило их подписать Договор с коварным Риббентропом...
Вернемся от бреда к реальности. Указанные выше цифры показывают ту дистанцию отставания, которую немецкой танковой промышленности предстояло преодолеть для того, чтобы догнать СССР. Кое-что удалось сделать за два года. Радикально изменился состав танкового парка вермахта — пулеметные танкетки вытеснялись полноценными легкими и средними танками. Вооружение Pz-III усилили, заменив 37-мм пушку на 50-мм (т.е. новейшая немецкая «тройка» по вооружению догнала и даже несколько перегнала «безнадежно устаревшие» — по версии советских историков — советские Т-26 и БТ). В результате всех усилий на вооружении 17 танковых дивизий, развернутых в июне 41-го у границ СССР, числилось:
— 439 танков Pz-IV с 75-мм пушкой;
— 707 танков Pz-III с 50-мм пушкой;
— 1039 танков с 37-мм пушкой (чешские и Pz-III ранних серий).
Итого — 2185 танков. Только половину из этого количества (439 + 707) с очень и очень большими оговорками можно было назвать «танками с противоснарядным бронированием» (усиленная до 50—60 мм лобовая плита корпуса выдерживала попадание 45-мм снаряда советских танковых и противотанковых пушек, но башня, высоченный борт и корма даже этих, самых лучших немецких танков, имели лишь противопульное бронирование). Для полноты картины надо учесть еще порядка 250 «штурмовых орудий» (шасси Pz-III, на котором в неподвижной броневой рубке был установлен 75-мм короткоствольный «окурок») и 8 дивизионов «истребителей танков» (чешская 47-мм противотанковая пушка на шасси танкетки Pz-I), что добавляет к немецким бронетанковым вооружениям еще 216 боевых машин. В целом никак не набирается и трех тысяч танков и САУ. Еще 1081 «танк» армии вторжения представлял собой легкую танкетку Pz-I или Pz-II.
Много ли это — три тысячи танков (из них половина — легкие, с противопульным бронированием и малокалиберной 37-мм пушкой) на фронте от Балтики до Черного моря? Страшно много, — не тратя лишней минуты на размышление, — отвечали хором советские историки. Именно «многократное численное превосходство противника в танках и авиации» всегда выступало в качестве главного объяснения всех неудач. «Стальная лавина танков с паучьей свастикой на бортах... немецкие танковые клинья проломили оборону советских войск... прорыв крупной танковой группировки противника сделал неизбежным... немецкие танковые дивизии сомкнули кольцо окружения вокруг... подтянув свежие танковые части, противник перешел в наступление...» — так и именно так писалась у нас история 41-го года. Так снималось «документальное кино про войну», в котором 50-тонные советские танки 60-х годов, «загримированные» с помощью фанеры и картона под немецкого «Тигра» образца 44-го года, устрашающе ворочали башней с орудийным стволом, размером в половину телеграфного столба...
Немецкие танковые соединения, причем неизменно и отменно «свежие», появлялись в самых неожиданных местах. Даже там, где их и вовсе не было. Так, войска Южного фронта отступили за Прут, Днестр, Южный Буг и Днепр, преследуемые немецкой (и что совсем уже странно — румынской!) пехотой. Огромные пространства юга Украины с уникальным промышленно-сырьевым районом (Кривой Рог, Запорожье, Днепропетровск, крупнейшие в Европе марганцевые рудники Никополя) были заняты немцами безо всяких танков. Затем, также без единого танкового батальона, немецкая пехота прорвала укрепления Перекопа и овладела Крымом. Так это было в реальности, но «лавина немецких танков» продолжала разливаться по страницам мемуарной, а иной раз — и претендующей на звание «исторической» литературы. Порой казалось, что советские историки решили перещеголять само Совинформбюро, которое 4 октября 1941 г. сообщило, что
Мышеловка, в которую с таким усердием загоняла сама себя советская историческая «наука», с треском захлопнулась на рубеже 80—90-х годов. После затянувшихся на полвека восхвалений несокрушимой мощи танков и их решающей роли в сражениях 41 -го года были рассекречены и обнародованы данные о составе и вооружении бронетанковых войск Красной Армии накануне начала войны. 61 танковая и 31 моторизованная дивизии (моторизованная дивизия Красной Армии по своей структуре — один танковый и два мотострелковых полка — и штатному числу танков, по меньшей мере, не уступала танковой дивизии вермахта). Так что фактически в составе Красной Армии было 92 «танковые» дивизии. 23 268 танков (в том числе — 3607 плавающих пулеметных танкеток Т-37/Т-38/Т-40). Если считать предельно жестко (исключив все пулеметные танки и устаревшие БТ-2), то набирается 17 806 настоящих танков. Вполне сопоставимым с легким танком по вооружению и бронированию был бронеавтомобиль БА-10 (трехосный автомобиль повышенной проходимости, укрытый противопульной броней и вооруженный стандартной башней легкого танка с 45-мм пушкой). Этих, незаслуженно забытых бронеавтомобилей было 3361 единица.
Непосредственно в западных округах находилось — и вступило в боевые действия уже в первые две недели войны — 40 танковых и 20 моторизованных дивизий, на вооружении которых числилось 12 379 танков. Еще порядка двух тысяч танкеток (главным образом — плавающих пулеметных Т-37/Т-38/Т-40) находилось на вооружении разведывательных батальонов стрелковых и кавалерийских дивизий Красной Армии.
«Мы ленивы и нелюбопытны», — сказал про своих соотечественников величайший русский поэт. Но даже у самого ленивого человека при столкновении с такими цифрами и фактами неизбежно возникал вопрос: «Как это возможно?» Если 17 немецких танковых дивизий, вооруженных тремя тысячами танков, — это всесокрушающая непреодолимая сила, то почему же 60 бронетанковых соединений Красной Армии с двенадцатью тысячами танков вообще не оставили заметного следа на картах сражений лета 41 -го года? Почему единственным видимым «следом» остались только горы бронетехники, завалившей собой все дороги Литвы, Белоруссии и Западной Украины? Почему советские «танковые клинья» ничего не проломили, не окружили, не сомкнули и не уничтожили?
В начале сентября 1941 г. немцы с ходу, практически без серьезных боев форсировали полноводный Днепр в районе Кременчуга, навели 1,5-километровые понтонные мосты, по которым на восточный берег переехали три танковые дивизии 1-й танковой группы. Три танковые дивизии 2-й танковой группы форсировали реки Десна и Сейм по понтонным переправам и не взорван ному мосту у Макошино (и по сей день выходят книги, в которых это позорище объясняется тем, что «мост был захвачен крупным отрядом немецких парашютистов»). Вечером 14 сентября в районе Лохвицы (170 км к востоку от Киева) передовые части 1-й и 2-й танковых групп сомкнули кольцо окружения гигантского «киевского котла». Огромная группировка советских войск (21-я, 5-я, 37-я, 26-я, часть сил 38-й армии, всего более 40 дивизий) была разгромлена в течение одной недели. Верховное командование вермахта сообщило тогда о захвате 665 тыс. пленных, 3718 орудий и 884 танков. Советские источники признают, что в плен попало порядка 400 тыс. человек.
О катастрофе под Киевом было немало написано и в советские, и в постсоветские времена. Все пишущие дружно цитировали последнюю фразу из оперативной сводки, отправленной в Москву в ночь с 13 на 14 сентября начальником штаба Юго-Западного фронта:
