оказывались с детьми на 30-градусном морозе, можно считать безобидной забавой — в сравнении с той «народной войной», которую всеми доступными ему способами разжигало советское руководство.
Уже 1 июля 1941 г. ЦК КП(б) Белоруссии выпустил директиву, в которой призвал
Да, я в курсе, как это должно правильно называться: «Земля горела под ногами оккупантов». Только земля горела не сама по себе, она горела вместе с жителями. И лозунг «Все для фронта, все для победы» мне известен. Я только хочу понять — до каких пределов распространяется это «все»? Совсем — все? Мы за ЛЮБОЙ ценой не постоим? И если пре-вращение своей страны в выжженную, безлюдную пустыню совместимо с понятием «победа», тогда чья это победа?
Для достижения победы командование Королевских ВВС Великобритании избрало тактику массированных ночных налетов на города Германии. Под развалинами домов, в огне пожаров погибли сотни тысяч мирных жителей. Не успела закончиться война, как в Англии началась ожесточенная общественная полемика по вопросу о допустимости такого бесчеловечного отношения к женщинам и детям противника. Накал дискуссии был таков, что командующий английской бомбардировочной авиации генерал Харрис фактически был вынужден покинуть страну и удалиться в Южную Африку. Имена погибших пилотов бомбардировщиков отказывались внести в списки героев войны... Почему же мы не считаем возможным даже задуматься о допустимости принесения в жертву СВОИХ женщин и детей?
По меньшей мере, сомнительна и военно-оперативная ценность партизанской войны, осуществляемой при помощи лома, вил, косы и ножа. Разумеется, действуя таким образом — и расплачиваясь за каждого зарезанного немецкого тыловика жизнями сотен советских людей, — можно было нанести некоторый урон живой силе противника. В этом ли была главная задача вооруженной борьбы в тылу врага? Вермахт вел боевые действия на фронте, отдаленном тысячами километров от заводов в Германии. И если «яйки и млеко» еще можно было отобрать у местного населения, то патроны, снаряды, мины, бензин приходилось тысячами эшелонов везти по железным дорогам из Баварии и Саксонии до Волги, Дона и Кубани. Фактически вся военная машина вермахта висела на десятке «стальных нитей» железных дорог, проходящих через огромные лесные массивы Белоруссии и Брянщины. Систематическое разрушение этих коммуникаций могло поставить немцев в тяжелейшее положение. Но это не та задача, которую могли решить безоружные крестьяне с топорами и вилами...
Не пора ли наконец признать, что в глазах товарища Сталина население оккупированных областей стало отработанным шлаком, не имеющим более никакой ценности: этих людей невозможно было использовать ни как рабочую силу, ни как «призывной контингент». Хуже того — эти люди на-ходились вне его контроля, они могли теперь иметь свое личное мнение и обменяться им с соседом, они могли видеть живых иностранцев и по меньшей мере знаками и жестами общаться с ними, они могли быть использованы противником как для работы, так и для набора в антисоветские воору-женные формирования. Прошли десятки лет после войны, а вопрос «Проживали ли вы на оккупированной территории?» оставался в анкетах, которые заполняли миллионы советских людей, и положительный ответ считался «пятном'на биографии». А уж тогда, в разгар войны, Сталин и вовсе не собирался церемониться с этим «шлаком», поэтому сожженная вместе с жителями деревня рассматривалась им как вполне приемлемая цена за убийство пары зазевавшихся немецких отпускников.
Можно спорить о том, нашлась бы на свете армия, командование которой не ответило жестокими репрессиями на такие призывы и действия («душите, рубите, жгите, травите, как бешеных собак»). Гадать же о том, как будет реагировать командование вермахта и СС, и вовсе не приходилось. Однако советское руководство не просто отдавало себе отчет в том, что результатом избранной им тактики партизанской войны будут беспощадные массовые расправы с населени-ем — оно любыми возможными способами подталкивало противника к максимально-жестоким действиям.
Документы вермахта, к несчастью — слишком многочисленные, свидетельствуют о том, что в самые первые дни войны, уже в июне 1941 г. наступающие немецкие войска во многих местах находили трупы своих солдат, в силу ряда причин оказавшихся в плену (отставшие, раненые, экипажи сбитых самолетов), которые были замучены с невообразимой садистской жестокостью. Мне представляется совершенно невероятным предположение о том, что красноармейцы, т.е. в основной своей массе вчерашние русские, украинские, белорусские крестьяне, уже в первые дни войны успели проникнуться такой безумной ненавистью. Гораздо более реалистичной выглядит гипотеза о том, что эти преступления совершались специальными командами НКВД с це-лью преднамеренного' провоцирования немецких войск на ответные расправы с гражданским населением и пленными.
В том же направлении действовали и заброшенные в тыл противника «партизанские отряды», которые — если говорить о ситуации 41-го года — практически полностью состояли из оперативных сотрудников Н КВД, а вовсе не из сошедших с картины советского художника подростков и старика с берданкой. По характеру решаемых задач это были фактически карательно-диверсионные группы, которые не только провоцировали своими действиями немцев на ответные репрессии против местного населения, но и сами беспощадно расправлялись с крестьянами, которые не проявляли достаточной готовности помогать этим «народным мстителям».
Оказавшееся «между молотом и наковальней» население начинало стихийно вооружаться и создавать отряды местной самообороны для защиты от «партизан» и наводнивших леса банд вооруженных дезертиров. Немцам оставалось лишь взять под свой контроль эти вооруженные группы и превратить их в подчиненную им полицию. Указания Сталина о превращении оккупированной территории в выжженную пустыню весьма способствовали росту численност1Г«поли-цаев». Легендарный патриарх советских диверсантов, участник четырех войн, полковник И. Стариновв статье, написанной в 2000 году, говорил: «
Об отношении населения к «партизанам от Н КВД» можно судить по следующим, страшным в своей красноречивости, цифрам. На Украине органы госбезопасности оставили в тылу врага и перебросили туда 778 отрядов и групп общей численностью 28 753 человек. По состоянию на 25 августа 1942 г. действующими числились 22 отряда, насчитывающие 3310 человек. В Белоруссии из 437 групп и отрядов, которые были заброшены в тыл противника, к концу января 1942 г. прекратили свое существование 412. Управление НКВД по Ленинградской области направило в тыл противника 287 от-рядов общей численностью 11 733 человек. К началу февраля 1942 г. из них уцелело всего 60 отрядов общей численностью 1965 человек. Все это называется одним коротким словом — разгром.
К ноябрю 1942 г. общая численность «вспомогательной полиции» выросла до 320 тыс. человек, еще 48 тысяч состояло в отдельных полицейских (по роду деятельности — карательных) батальонах. Были созданы и более крупные формирования, например, так называемая «Русская освободительная народная армия» численностью в 10 тыс. человек, которой немцы передали функции борьбы с советскими партизанами на обширной территории Брянской и Орловской областей. Можно долго спорить о том, уместно ли использование термина «вторая гражданская война» применительно к тому, что в 1942— 1943 гг. происходило на оккупиро-ванной территории России. Важны не термины, важно то, что под суровый шум брянского леса отряды вооруженных русских людей с остервенением убивали Друг друга, жгли деревни, расправлялись с теми, кого каждая сторона на свой лад считал «изменником», не щадя ни старого, ни малого. А уж о том, что на Западной Украине развернулась полномасштабная, чудовищно жестокая гражданская война с уча-стием польской Армии Крайовой, бандеровской Украинской Повстанческой армии,
