скорее смешная, а не трагичная… Я просто тихо ушел.
– То есть скандала вы не устраивали?
– Нет. Потом, очень скоро, она ушла к Мише.
– Говорят, ее отношения с Сергеевым не прекратились и после этого?
Степан помолчал, как-то странно глядя вбок.
– Не прекратились… – нерешительно сказал он.
– Откуда вы знаете?
– Мой институт находится рядом с медицинским. Я ведь когда-то был преподавателем. Я там всегда ездил по короткой дороге. По боковой. Уже после того как Лола ушла, я видел ее с этим человеком. Даже много раз видел. Они целовались за трансформаторной будкой. Там такое тихое место… Она и в общежитие к нему бегала постоянно… Она его любила, вообще-то, и сейчас любит, я думаю. Короче, я понял, что Миша тоже с рогами. Мне неприятно признаваться, но я обрадовался.
– Да почему же неприятно? И я бы обрадовался.
– Да?.. – равнодушно спросил тот. – Все равно, наверное, это некрасиво? Ну, в общем, я долго с Мишей не общался, ничего о нем не знал. Читал только в газетах, что над ним идет суд, даже о Марине не слышал. А где-то года два назад он мне позвонил. Сказал, что глупо все вышло, что хотелось бы встретиться. И приехал. Только тогда я узнал, сколько у него было неприятностей в последние годы. Мне его так жалко стало, я даже заплакал…
– А вы не сказали ему о Лолином любовнике?
– Нет. Зачем?
– Значит, вы с ним помирились?
– Да. Мы хорошо поговорили, очень хорошо… И он очень хороший человек. Он мне даже деньги завещал. Я машину на них купил.
За раскрытыми окнами невыносимо гудела дорога. Пахло мазутом, пыльной листвой и немного – лесом, который начинался у дома и расстилался зеленым ковром до горизонта.
– Какой у вас тут лес, – машинально произнес Турчанинов.
– Хороший, – Степан снова улыбнулся. – Я на лыжах зимой хожу…
– И дачи не надо.
– Нет, дача – это другое. Вот у меня дом – семьдесят километров от Москвы, от бабушки достался. Что вы! Там все другое, и воздух особенный. А уж в поле выйдешь: тишина, травами пахнет. Что вы… Здесь разве так?
– Дача – это хорошо. У вас по какому направлению?
– По Ленинградке. Не доезжая до Клина.
– У меня там тетка живет в деревне Давыдково. Действительно красиво.
– Давыдково – это чуть дальше. У меня знаете какое название? Рвачи.
Турчанинов засмеялся.
– Никто не верит! – Степан развел руками, улыбаясь.
– Да уж… Значит, когда вы двадцать второго мая пришли в клинику, то не захотели встретиться с Сергеевым и потому свернули в сторону? Вы шли мимо окон коридора. Вы что-нибудь слышали? В коридоре кто-нибудь был?
– Я видел, что он прошел по коридору. Потом он остановился у какой-то двери – его загораживала занавеска – и начал разговаривать с Лолой.
Турчанинов глубоко вдохнул. Задержал дыхание, успокаиваясь. Осторожно выдохнул.
– С кем?
– С Лолой. Она ведь Маринина мачеха, разве она не была в больнице?
– В тот день – нет. Мне кажется, вы ошибаетесь.
– Может быть, – покорно согласился Степан. – Я просто слышал, как Сергеев говорил Лоле, что она его о чем-то не предупредила, а он волнуется…
– Она отвечала?
– Я не слышал.
– Почему же вы решили, что это Лола?
– А он говорил: Лёлик. Ее так многие называют. Мне показалось, она была в палате. Он сказал что-то вроде: «Сюда идут, я не могу больше разговаривать», потом хлопнула дверь и через несколько минут, действительно, туда подошли люди. Кажется, вы и были. А с вами два пожилых человека – мужчина и женщина – и медсестра.
– Так… Что-нибудь еще вы видели? Вы ведь за ним наблюдали, Степан?
– Да, наблюдал, – спокойно признался тот. – Чего уж скрывать? Я видел, как он выбросил пакет, который был у него в руках до этого.
– Куда выбросил?
– В урну.
