— Он меня научил жизни!
— Только на груди?
— Ой, можно подумать, что за тебя мужики платят! Это Елена могла бы иронизировать, не ты!
Тогда я еще не была замужем за Алеханом, но все равно заткнулась. За меня и тогда не платили...
Вообще у Марианны в тот период было немало «скульпторов». Один даже предложил ей восстановить девственность! «Для смеха» — сказал он. Мы с Еленой только рты пораскрывали: «Для какого смеха? Кто будет над этим смеяться?» Марианна отмахнулась. Кстати, не знаю, выполнила она его пожелание или нет, мы больше об этом не говорили.
Интересно, что она сама шла на унижения, сама подделывалась под своих любовников, сама становилась глиной в их руках (иногда даже значительно опережая их желания) — а потом взяла и обвинила в том, что они топтали ее человеческое достоинство!
Вот тут и родился постулат о мужчинах-сволочах (думаю, он — прямое следствие постулата «Все мужчины — скульпторы»). Теперь ее позиция стала такова: ни пяди земли, ни сантиметра тела, ни кванта души — никакой уступки!
На этом этапе жизни она имела особенную склонность учить меня уму-разуму.
«Да с них надо только брать, дура! — злобно восклицала она, так что помада осыпалась с накачанных пластоном губ. Внешность ее к тому времени настолько отличалась от внешности моей дворовой подруги Марианны, что я иногда думала: захоти меня кто-нибудь разыграть, выдавая себя за нее, я не замечу подмены — ну, вы знаете облик этих женщин: и эти губы, и эти подбородки, и вечно лакированные ногти на ногах, вы видели их в рекламе косметологических клиник. — Тебе твой на шею сел! Учись у меня и Елены! Я тебе так скажу: если мужик потратил на меня меньше трехсот тысяч в месяц — он не мужик! Они ведь ценят только то, за что платят! Если он вложил в нее сто миллионов, он будет всегда помнить: она стоит сто миллионов! Ему же плевать, какая она, как выглядит. Потом твои требования к мужику — это водород для его двигателя! Меньше топлива — ниже скорость. Нет требований — он вообще остановится. Так и проживет всю жизнь амебой! Вот как твой... Это мужик? Нет, это велосипед. Да, велосипед! Думаешь, ты его любишь? Любит тот, кто толкает вперед! А толкать вперед можно только постоянными требованиями: купи, купи, купи!»
...Жертвовать и использовать — не две ли стороны одной медали?..
В любом случае, и то и другое не соответствовало ее натуре. Бывают женщины, для которых жертвенность очень органична, бывают и такие, как Елена — требующие с мужчин не из философских соображений, не потому, что так
Второй постулат моей подруги: «Все люди — сволочи».
Она твердо верит в свою истину и при этом снисходительна к людям, готова им многое прощать, со многим мириться — но пусть только не вздумают подвергать этот постулат сомнению! Вы можете сделать любую подлость, и она вас охотно простит, если вы объясните эту подлость своей сволочной природой. Но если вы допустите самую незначительную ошибку и при этом осмелитесь утверждать, что это была просто ошибка, никак не характеризующая ни вас, ни природу человека, — то прощения не будет.
Третий постулат: «Все мужья и жены изменяют друг другу».
В его защите она так же бескомпромиссна.
— Знаешь, я ненавижу ханжество, — сказала Марианна. — Что ты все притворяешься? Думаешь, мне на самом деле интересно, спала ты с этим следователем или нет? Нравится тебе считать свой брак счастливым — считай! Мне-то что? Врешь ты или правда ничего не знаешь, мне без разницы. Вот я лично не ханжа и не страус. Я честно призналась этому следователю, что не прочь с ним покувыркаться, дала свой телефон.
— Звонил?
— Еще нет. Но позвонит, куда денется...
— Марианна, когда ты во время ссоры говорила Антону, что у него рога и что он двигает по службе любовников Елены, ты... зачем ты это делала?
— А что?
— Это ведь неправда.
— Почему неправда? Нет, ну эти якобы находящиеся в неведении супруги — они даже чем-то симпатичны! Засунули морды в песок, а задницы торчат наружу!
— Марианна! Антон не двигал по службе никаких любовников! Может, Елена ему и изменяла, но совсем не во множественном числе, не с сотрудниками банка и не так, как ты об этом говорила!
— Ты придираешься к интонации, а надо воспринимать суть! Я точно знаю, что у Антона рога. Елена как-то выпила, похвасталась. Сказала: «Мужчина что надо. Сильный, смелый, я его очень люблю». Ты знаешь, кто это?
— Знаю.
— Кто?
— Не скажу. Но он не имеет отношения к банку. И его не надо двигать по службе. Он сам кого хочешь подвинет... И он женат.
— Кто, скажи!
— Нет, не скажу. Потом ты его все равно не знаешь.
— Ну скажи! Пожалуйста!
— Нет! Марианна, а ты знала, что Антон — наркоман?
— Наркоман! Нашла наркомана. Баловался... Мы как-то вместе — у них дома... И твой Алехан был... Но мне не понравилось.
— А почему я не знала?
— Ты же ханжа, я говорила. Как мой Микис. Он тоже тогда развыступался. «Чтобы больше никогда- а!», да «Я запреща-аю!»
— Как он, кстати?
— Все! Считай, смылся. Теперь своей якутке будет запрещать... Но отступного дал.
— Да ты что?!
— Да, — гордо подтвердила она. — Он ведь сейчас землю продает, то есть должен оформить отчуждение своей доли, а я — жена, могу претендовать на какой-то там про цент. Вот он и откупился. Два миллиона выложил.
— Два миллиона! — изумленно повторила я. Хотела спросить: откуда? — но не решилась. Благодушное настроение моей подруги — вещь крайне непрочная.
— Марианна, а ты никогда не видела в окружении Елены молодого парня — черноволосого наркомана? Его не было на ваших... сеансах?
— А не слышала такое имя: Горик?
Она покачала головой.
— А толстая женщина, ассирийка, никогда при тебе к Елене не приезжала? Может, нанималась убираться в доме? Или в саду? Привозила еду?
Марианна как-то странно посмотрела на меня, но ничего не ответила.
— Ты вспомнила, что говорила-то? — спросила она. — Какую фразу заменили?
— Не вспомнила. Может, ее и не было? Елена могла придумать повод, чтобы наведаться в «Саваоф» и узнать, правда ли, что Антон разорен.
