Геворга Эмина. Стихотворение называется «Жалоба». Первые три строфы подстрочника выглядят так:
Может быть, и не виноваты они, господи, Эти мои враги не певчие, Если ты создал меня певчей птицей, Зачем бросил в стаю воронов. Если ты создал меня белой птицей, господи, Что я потерял в этой черной стае, — Где каждая черная птица клюет меня, Воспринимая мой белый цвет, как вражеское знамя. Если уж ты допустил, чтобы клевали меня, И чтобы я, окровавленный, падал вниз, — Зачем захотел, чтобы я упал именно сюда — В клубок змей. Итак, три первые строфы. Когда я круг мыслей, образов и чувств, содержащихся в этих строчках, пытался уложить построчно же в русское стихотворение, получалась сухомятка. Наиболее верным принципом я считаю другой: воспринять эти строфы в целом и в целом же выразить по-русски. Но получилось, увы, на строфу больше.
О, господи, они не виноваты. Мои враги. Та разница стара. Меня ты певчим сотворил когда-то, Им когти дал и черный цвет пера. Они не виноваты, но за что же И мудр и милосерден без границ Меня, пичугу белую, о, боже, Ты бросил в стаю черных этих птиц? Что общего отыщется меж нами? Какая мысль в виду имелась тут? Мой белый цвет, как вражеское знамя Они воспринимают — и клюют. Я падаю, летят по ветру перья, Галдеж, не слышно песенки моей. Пусть так. Но для чего — спрошу теперь я — Мне падать непременно в гущу змей? По следующим двум строфам пусть читатели судят о степени точности перевода, а если их эта степень точности не удовлетворит, пусть попробуют перевести сами. Напечатаем подстрочник и перевод в два столбца:
Ведь кому-кому, а тебе хорошо ведомо, господи, Что птицы когда-то произошли от пресмыкающихся, И каждое пресмыкающееся с черной завистью Смотрит на полет птицы. И как бы ни было оно жалко по сравнению со мной Именно тем и сильнее меня, Что, будучи не в силах парить, Не имеет и страха падения. Кому-кому, тебе-то не годится Не знать простых вещей наверняка, Что зависть пресмыкающихся к птицам Всегда была остра и велика. Ползучий гад уж тем меня сильнее И тем меня вооруженней он, Что, радости полета не имея, Зато и страха сверзнуться лишен.[2] Я считаю, что подобная степень вольности не дает еще основания ставить под стихотворением: «Вольный перевод с армянского, имярек».
Поскольку эти заметки называются «Как мы переводим» и задача у них — показать широкому читателю стихов нашу переводческую лабораторию, кухню, соотношение подстрочника с получающимся конечным результатом, я осмелюсь закончить эти заметки еще двумя конкретными примерами из своей переводческой практики. Небольшое стихотворение Павла Боцу. Вот что я получил в качестве исходного, так сказать, материала.
