слабых. Нож из глины, из дерева! Пусть совсем как Убийца Духов, но из глины! Зачем?!
- Амулет, - рыдал Щенок. - Сделает меня сильным. Не сильным руками, сильным здесь, - взвизгнул он, ударяя себя тощими кулаками в хилую грудь туда, где сердце. - Сделай, Хромой! Сделай Щенка воином! Сделай!.. - он зашелся в надрывном кашле.
Хромой медленно покачал головой:
- Глупый. Совсем глупый. Не щенок - хуже.
Он подумал, покусал губы. Спросил:
- Покажешь, где нашел Закатный Камень?
Щенок торопливо закивал; его заплаканные гноящиеся глаза вспыхнули сумасшедшей надеждой на несбыточное.
- Хорошо, - Хромой нагнулся собрать разложенные им перед Щенком ножи. - Приходи через три заката.
Утро ворвалось в сон бешеным грохотом Большого Тамтама. Хромой перекатился через ложе, вскочил. Завизжала свалившаяся с него Прорвочка; в голос заплакала проснувшаяся Кошка, мгновенно осознавшая, что значит это, внезапное. Хромой не слышал их криков и плача, не им принадлежал он теперь.
Его звали исступленный барабанный гром, топот множества торопливых тяжелых ног по прогибающемуся настилу и многогласый, захлебывающиеся, давящийся истерической яростью полурев- полувизг: 'Бей, бей, бей, убивай!!!'
Будто сама собой влилась в ладонь хищная тяжесть копья, и будто сам метнулся с дороги вспугнутый полог; едва родившийся день вонзился в сонные еще глаза шалым светом, ворвался в грудь стылым порывом ветра, отравленного свирепой злобой. И злоба эта подхватила с места, швырнула Хромого в бегущую толпу исступленных воинов.
Бежали все. Бежали Безносый, и Чуткое Ухо, и Косолап; и Голова Колом на бегу натягивал лук; и Укусивший Корнееда грузно переваливался, потрясая страшной своей дубиной, утыканной клыками Серых Теней; и Хранитель Священного Ножа черной тенью мельтешил в толпе, выл, выкрикивал что-то, но крики эти вязли в звонком сухом перестуке множества амулетов, вплетенных в его спутанные космы.
Хромой поскользнулся, захлебнулся волной душного запаха, бросил вниз торопливый взгляд (липкая лужа, женщина - вспоротый живот, кровавое мясо ободранной головы) и его сорванный клокочущий рык перекрыл и разноголосицу прочих, и грохот Большого Тамтама: 'Убивай немых! Рви, убивай, убивай!!!'
Мостки у берега были разобраны. Перескочив через дозорного, который еще дергался на дымящихся алым жердях, Хромой продрался сквозь запнувшуюся толпу, прыгнул изо всех сил (гнилая вода тяжело ударила в грудь и в лицо, вонючей пеной смыла окружающее из глаз), вынырнул задыхаясь, торопливо поплыл к берегу, не выпуская копья. А вокруг уже кипело от рушащихся в озеро воинов: 'Убивай, убивай, убивай!!!'
А в стороне, целясь вздернутым носом в заросший тростниками заливчик, выгребал большой челн. Потные орущие гребцы нечеловечески часто и в лад дергались, взмахивая веслами, и сам Каменные Плечи стоял во весь рост среди них, высоко подняв обеими руками огромный топор. Вот челн с треском и хрустом вонзился в прибрежные заросли, и те, кто были в нем, с остервенелым ревом кинулись на берег, будто взбесившееся стадо рогатых кинулись и исчезли в мельтешении измочаленных ветвей, во взметнувшихся вихрях оборванных листьев. Только по треску и кипению зарослей, да по истошным воплям, да по тяжелым чавкающим ударам можно было следить, как они, невидимые, сшиблись с невидимыми же и выжимают их на чистое, навстречу выбирающейся на открытый галечный берег толпе.
Каменные Плечи кривился досадливо, облизывал рассеченную губу, неуверенно загибал пальцы - считал. Потом поднес руки к глазам, подумал, вновь оглядел головы немых, сваленные перед ним на мокрой от воды и крови гальке. Плюнул на них. Потом зашарил тяжелым взглядом по лицам сгрудившихся вокруг воинов:
- Пять пальцев. Пять. И еще четыре, - он со свистом втянул воздух сквозь зубы, смаху хлопнул себя по бедрам. - Мало! Снова умолк, обводя медленным взглядом оскалившиеся у его ног запекшиеся рты, сизые мертвые бельма глаз, оплывающую на гальку черную кровь... Рявкнул внезапно:
- Безносый! Смотрел следы? Ты и Хромой - смотрели? Что?!
Безносый сглотнул, помотал головой, буркнул мрачно:
- Больше было. Еще были... Хромой, э?
Хромой поднял три оттопыренных пальца:
- Столько было еще. Ползли в кустах. Потом бежали. Быстро-быстро, он вздохнул. - Убежали...
Каменные Плечи скривился, процедил презрительно:
- Щенки...
Помолчал, поскрипел тяжелыми зубами, пояснил воинам:
- Все - щенки. Все. Упустили...
Потом вдруг спросил - тихо, задумчиво:
- Кто следил ночью? Дозорные - кто? Проспали врага - кто?
Воины затрепетали, подались назад, прячась один за другого. Двое-трое шмыгнули потихоньку в кусты, притаились. И стало тихо, тихо до звона в ушах, и в этой тяжелой тишине будто ножом по лицу полоснул Хромого неожиданный звук: мерзко, предвкушающе захихикал Хранитель Священного Ножа. Он смеялся все громче, все злораднее, и все громче гремели в его спутанных сальных патлах трясущиеся амулеты, будто бы кто-то пересыпал сухие кости... А потом Каменные Плечи медленно, всем телом развернулся на этот смех, сверкнул из-под косматых бровей кровяными белками, и Хранитель смолк, будто захлебнулся смешком, сгорбился, спрятал лицо за свесившимися липкими прядями спутанной своей гривы, и оттуда, из черноты, вспыхнули недобрым хищные немигающие глаза. Тогда из толпы послышался несмелый голос. Тихий голос, не разобрать чей: - Ночью следил Белоглазый. И Красный Топор. Каменные Плечи выпятил грудь, поскребся обеими руками: - Не вижу их. Пусть подойдут - хочу видеть.
Тот же голос проговорил:
- Не могут. Они в Заоблачной Пуще.
- Умерли... - Каменные Плечи притопнул досадливо. - Жаль. Белоглазого жаль. Сильный воин.
Подумав, добавил:
- Был.
И вдруг вздрогнул, шарахнулся испуганно - так пронзительно завизжал, затопал ногами Хранитель, таким истошным и внезапным был его визг:
- Нет! Нет! Нет! - Хранитель тряс кулаками под исступленное тарахтение амулетов. - Не жалей! Плохой воин! Пустил трупоедов к Хижинам, пустил убивать! Плохой! Плохой! Не смей жалеть плохих, ты, Каменные Плечи! Не смей! Духи тебе не велят, накажут, страшно накажут!..
Каменные Плечи слушал, недобро кривясь, и вдруг тяжело пошел на Хранителя, и его клокочущий бешенством голос оборвал визгливые вопли:
- Накажут?! Где были твои вонючие духи, когда к Хижинам крались убийцы?! Почему не прогнали смерть?! Они спали! А теперь смеют гневаться на Белоглазого? Смеют грозить? Они - накажут? Не они - их! Их - наказать, наказать! А не их, так пожирателя их дерьма - тебя!!!
Хранитель пытался заговорить, но тяжелый кулак с хряском врезался в его открывшийся было рот, и рот брызнул зубами и кровью. Каменные Плечи вложил в удар всю свою свирепую силу, и Хранитель, хватая скрюченными пальцами воздух, смаху грохнулся о толпу воинов, как о стену, и те ногами отшвырнули его обратно.
Он корчился, извивался на гремучей и склизкой гальке, скулил, пытаясь встать, и не мог. Каменные Плечи прижал ногой его густые грязные космы, цедил сквозь зубы:
- Племя кормит тебя, чтобы Настоящие Люди не знали смерти и голода. Не можешь ты, духи твои не могут - корми их и себя сам! И помни, вонючий: когда говорю я, трупоеды не смеют выть! - он плюнул в исковерканный болью окровавленный рот и замолчал, отвернувшись.
Воины тоже отворачивались, молчали. Они еще хорошо помнили недавний злорадный смех Хранителя Убийцы Духов, Священного Ножа Странного...
Щенок пришел, когда день уже умирал. Он долго стоял у входа в Хижину, не решаясь сесть, не решаясь потревожить, позвать - дожидался, пока Хромой выйдет смотреть закат.
