отчетливо виден на той фотографии, где старец лежит на диване, а крест висит на стене у него в головах.
Cлова старухи о доме, что он де неудобен и вроде как и не нужен, и то равнодушие, с которым она показала крест и даже отдала его нам подержать в руках, обнадеживали двух искусствоведов. Как о решенном деле, Десятников сказал:
– Василий Николаевич – директор музея. Продайте ему этот крест…
Тут я увидел мгновенное преображение старухи: ничего как будто не изменилось, но в чертах лица, в глазах, в оттенке голоса сразу появилось что то каменное, железное, с каким шли на костры, поднимая два пальца кверху.
– Ну нет… – только и сказала она.
Машина мчалась назад к Москве. Говорили о том, что видели (а видели мы в сто раз больше, чем здесь написано), и о том, как с этим быть.
– Пожалуй, ты прав, – согласился Десятников. – Надо бы решать эту проблему широко и комплексно. В самом деле. Приедут туристы такую даль посмотреть Оптину (когда ее восстановят), так почему же не показать им заодно и Березичи, и Шамординский монастырь, и козельскую старину… Но знаешь ли, в чем главная тут проблема? Не столько в охране памятников, сколько в их использовании. Ну хорошо, давай восстановим всю тысячу российских монастырей, десятки тысяч церквей и усадеб, а что с ними делать дальше? Как использовать? Размещать те же РПТУ? Музеи? Склады? Гостиницы? Выставки? Дома художников? Эту проблему надо решать в первую очередь.
Нет, в первую очередь надо восстановить и сохранить. Деньги будут оправданы по статье туризма. Красота не обязательно требует утилитарного применения. Я и еще раз повторю. Для того, чтобы вокруг памятников старины создалась общая благожелательная атмосфера, общий благоприятный климат, нужно авторитетное широкое решение о массовом их восстановлении.
В конце концов, это красота нашей земли, это наша культура, это мера нашей цивилизованности…
– …А что это за стишок, – заговорил через некоторое время Володя, – передал тебе Василий Николаевич, когда прощались? Неужели свой?
– Еще не читал. Возьми посмотри, – я достал из кармана и протянул Володе небольшой блокнотный листок, сложенный вдвое.
– Некто Татьяна Александровна Аксакова, ленинградка, по видимому старушка, – сказал Володя, заглянув в конец записки и быстро пробегая глазами по строчкам. – О Достоевском, об Оптиной…
– Давай вслух.
Я держался за руль и смотрел вперед, а Володя читал.
Примечания
1
Однажды я, впрочем, был изумлен, когда листал журнал «Юный натуралист», выписанный мной для дочек. Там я прочитал написанное черным по белому: «Можно считать доказанным факт, что человек не произошел от обезьяны, но что развитие этих двух биологических ветвей шло параллельными, самостоятельными путями»
2
Я подарил ее потом Анатолию Елкину, собиравшему все касающееся минувшей войны, и особенно флота
3
Как говорится, за что купил, за то и продаю. Цитата из Машинского точная. Разумеется, работая над очерком, я не мог не сопоставить два текста, хотя бы из собственного интереса. Про текстуальное совпадение, пожалуй, слишком сильно сказано. По духу же и по интонации оба текста действительно близки. Тут, по моему, надо учитывать и дополнительные обстоятельства: описывается одно и то же явление природы – стихия метели. В одних и тех же местах – в Оренбуржье. «Капитанская дочка» написана как бы от имени Гринева, то есть человека восемнадцатого столетия, и Пушкин сознательно стилизовал свою повесть под восемнадцатый век, в то время как Аксаков своим стилем невольно тяготел к той эпохе. На второй же странице пушкинской повести читаем фразу: «Но как вино подавалось у нас только за обедом, и только по рюмочке, то мой Бопре очень скоро привык к русской настойке» и т. д. Модель, не свойственная Пушкину в других, не стилизованных под восемнадцатый век повестях, но то и дело встречающаяся у Аксакова. Так что сходство сопоставленных С. Машинским мест могло быть и случайным. Но может быть, он и прав. Внезапность бурана в тихой и спокойной перед этим степи в обоих текстах действительно совпадает. Притом что у Пушкина пейзаж и обстановка играли служебную роль в повести, и он в описании их очень краток, Аксаков же описывает на девяти страницах буран из чисто живописных соображений, исключительно ради описания бурана. Очерк был замечен и критикой. В частности, его расхвалил «Московский телеграф»: «Мастерское изображение зимней вьюги в степях оренбургских… Если это отрывок из романа или повести, то поздравляем публику с художественным произведением»
Как бы то ни было, вот оба места у Аксакова и Пушкина, о которых идет речь.
А к с а к о в. «Быстро поднималось и росло белое облако с востока, и когда скрылись за горой последние бледные лучи закатившегося солнца – уже огромная снеговая туча заволокла большую половину неба и посыпала из себя мелкий снежный прах… Снеговая белая туча, огромная как небо, обтянула весь горизонт, и последний свет красной догоревшей вечерней зари быстро задернуло густою пеленою. Вдруг настала ночь… Наступил буран со всей яростью, со всеми своими ужасами… Все слилось, все смешалось… земля, воздух, небо превратилось в пучину кипящего снежного праха…»
П у ш к и н. «Облачко обратилось в белую тучу, которая тяжело поднималась, росла и постепенно облегала небо. Пошел мелкий снег – и вдруг повалил хлопьями. Ветер завыл; сделалось метель. В одно мгновение темное небо смешалось со снежным морем. Все исчезло. «Ну, барин, – закричал ямщик, – беда:
